— Мне кажется, ты завел этот разговор, Илия Никитич, не для обсуждения планов и совета.
— Нет. Я хочу предостеречь тебя от необдуманных действий. Травница может обещать небо в алмазах, но тебе надо знать самое главное. Если что-то пойдет не так, никто не покинет Выборг. Границы уже перекрыты артефактами, в том числе я растянул Цепь у проходов чуров.
Я в душе не представлял, что там за Цепь такая и с чем ее едят. Но. по всей видимости, что-то непростое.
— Ты серьезно подготовился.
— Потому что игры закончились. Если все пройдет как надо, то сверх обещанного, ты получишь еще пятьдесят пудов серебра, — тут он замялся. — Ну, не серебром, а чужанскими деньгами, но я рассчитаюсь честь по чести.
Вот оно что. Мы хотя бы выяснили, что и у закромов Илии имеются сусеки. А еще это значило, что воевода действительно пошел ва-банк. Что-то мне подсказывало, что если бы реликвия оказалась в руках Илии, то Новгородское княжество потеряло бы одного воеводу. Хотя кто знает, может, как раз и наоборот, Нью-Выборг стал бы столицей рубежного мира.
— Я все понял, — сказал я, проявив все чудеса стойкости. Потому что больше всего мне сейчас хотелось произнести что-нибудь эдакое. Навроде: «Будьте добры, в белорусских рублях» или «Могу забрать акциями 'Пятерочки».
Однако времена длинных языков прошли. Илия ошибался в построении планов, но вместе с этим был прав в одном — слишком многое теперь поставлено на карту. И сейчас неосторожно брошенное слово могло все разрушить.
Можно сказать, что расстались вполне довольные собой. Я тем, что воевода даже не подозревал, на какое коварство я могу быть способен. А он моей сговорчивостью.
Мы расстались, чтобы уже на утро встретиться снова, улыбаясь друг другу взглядами. Подобно двум заговорщикам, которые свято уверены, что мир крутится вокруг них.
Что мне не понравилось, примерно с таким же видом рядом стоял и Трепов. За эту неделю он не изменился. Разве что стал еще надменнее. У меня даже закрались подозрения — вдруг я где-то ошибся? Пришлось тряхнуть головой, чтобы развеять мираж. Как самый ответственный рубежник, перед судом я заглянул в кружало, чтобы услышать то немногое, что произошло за время нашего последнего разговора с Парамоном. И фурий подтвердил — не далее как вчера вновь приходила та самая парочка и обсуждала предстоящий ритуал. Более того, пересказал множество подробностей по поводу младенцев и обслуживающего персонала.
— Начинаем второе заседание княжеского суда, — начал воевода.
Я же отметил для себя одну интересную вещь: когда ты понимаешь, что судья «за тебя», то даже очень напряженное слушание проходит как-то спокойнее.
— Господин Трепов, вы хотели привлечь независимого эксперта по работе с хистом, чтобы он… — тут память воеводу «подвела» и он заглянул в листок протокола прошлого заседания, — чтобы он проанализировал степень полученных повреждений убитого Минина.
— Все так, — вновь, как и неделю назад, вышла вперед Агата. — У меня в руках заключение рубежника Липатова Мирона, известного под прозвищем Глазастый. Мы нарочно обратились к новгородскому специалисту, чтобы ни у кого не было никаких сомнений в непредвзятости.
Илие хватило уже и имени рубежника. Потому что при словосочетании Глазастый очи воеводы расширились от удивления, а сам он начал кивать. И докивал, до того момента, пока Агата не остановилась, переводя дух.
— Согласно заключению, выявлено, что раны Минина мог нанести только рубежник не ниже ранга кощея, — девушка даже победоносно вскинула голову, словно моя вина была уже доказана.
— Матвей не единственный кощей в мире, — спокойно заметил Илия.
— Как мне кажется, их не так уж и много в Выборге, — парировала Агата. — Сторона защиты настаивает на том, что мы должны найти непосредственного убийцу. Его можно легко определить по следу хиста. По нашим предположениям, он может являться сообщником Зорина.
Вон оно что. Видимо, мой хист на месте преступления не обнаружили и решили сделать ход конем. Впрочем, от этого фарс не переставал быть фарсом, поэтому я не выдержал и цокнул языком. За что получил сердитый взгляд воеводы. Хотелось ответить мемом: «Да ну нахер, ты видел, видел?». И ушуршать в закат. Но куда уж там. Залез в кузов — едь на картошку. Или там изначально не про это было?