Намного тяжелее давалось ожидание его подопечным. Агата и Виктор не обладали той мудростью, которую с годами обрел Трепов. Пусть девочка и была намного умнее недотепы. Все усложняло еще то, что Тугарин не до конца посвящал эту парочку в свои планы. Помнил старую европейскую присказку: что знают двое — знает и свинья. Потому подопечным казалось, что они медлят, напрасно выжидают, лишний раз перестраховываются, тогда как причина их тревог вот-вот выскользнет из рук.
Тугарину приходилось применять весь свой психологический талант, чтобы успокаивать эти буйные головы.
— Почему не перебить этих фурий? — волновался Виктор. — Они же банальные паразиты. Или и вовсе сообщить о них Илие. Пусть сам разбирается!
— Важнее, чем сведения, полученные врагом, могут быть лишь те сведения, которые ты хочешь, чтобы он услышал, — спокойно объяснял Трепов. — Пусть мальчишка думает, что находится в курсе наших планов.
— Хорошо. Только я не понимаю, зачем мы должны говорить об этой глупости про роддом?
Тугарин тяжело вздохнул. Нет, все-таки с девочками было намного легче. Мальчишки всю жизнь оставались мальчишками. Все им хотелось сделать быстрее, да резче.
— Ты слышал что-нибудь о максиме: «Разделяй и властвуй?».
Лантье кивнул. Все-таки он был относительно начитан.
— Многие приписывают ее римлянам, но в действительности впервые подобное выражение сказал Людовик XI. Правда, звучало оно как: «Разделять, чтобы царствовать».
Трепов замолчал, глядя, как Лантье нетерпеливо ерзает перед ним. Будто не мог спокойно посидеть и минуты.
— Разделить силы противника — искусство, а вот сделать так, чтобы он посчитал, что это его собственное решение…
Тугарин замолчал, довольный возникшей паузой. Он считал, что не надо заканчивать мысль. Будь перед ним равный, Трепов бы так и сделал. А этому пришлось все разжевывать.
— Мальчишка расскажет о ритуале воеводе. Рано или поздно. У Матвея не будет другого выбора. Нельзя быть в двух разных местах одновременно. А он непременно захочет и предотвратить ритуал, и завладеть реликвией. Бедовый хоть и думает, что хороший человек, но все люди одинаковы. Мы тщеславны и жадны по своей природе.
Агата, которая сдержанностью и мудростью всегда нравилась Тугарину, только сейчас подала голос:
— Вопрос лишь в том, убедит ли мальчишка воеводу плясать под его дудку?
— Знаешь, поначалу я невольно недооценивал этого выскочку. Я про пацана. Однако у него есть удивительный талант — своей простотой обводить остальных вокруг пальца. Думаю, все получится. Что еще, Агата? Я же вижу, ты сама не своя.
— Ритуал, — поджала та губы. — Так ли он нужен⁈
Тугарин подивился силе, которую встретил во взгляде Ильинской. Он не успел заметить, как из той упрямой девочки выросла эта волевая и непреклонная женщина. До определенной поры ему удавалось сдерживать ее. Однако еще несколько десятилетий, и, возможно, Агате окажется тесновато под крылом Трепова.
И понятно, что Ильинская боялась ритуала. Не только его сложной структуры, но и личности призываемого. Будь ее воля, Агата, конечно же, нашла иной выход из сложившейся ситуации.
Вот тут и начинались сложности, связанные с утаиванием большей части сведений от членов Ордена. Если с тем же Соловушкой, своим единственным другом, Тугарин мог говорить почти откровенно, потому что они преследовали общие цели, то для молодежи аргументы про вечную жизнь, вернее нежизнь, были странными. Потому приходилось придумывать новые отговорки, выкручиваться и искусно лгать.
— Не переживай, ритуал — лишь перестраховка. Конечно, я не собираюсь становиться одержимым по доброй воле. Мы обратимся к нему только в том случае, если что-то пойдет не так. К тому же, я внес в ритуал несколько корректив, с ними Царь царей не сможет завладеть моим сознанием.
Все это Тугарин говорил с легкой улыбкой, развалившись в кресле в самой естественной позе. И Агата поверила. Все поверили. Он слишком хорошо знал их, почти с младенчества. Подобно искусному музыканту, Трепов понимал, на каких струнах нужно играть, а какие лучше не трогать.