— Если все, тогда отдавай мне реликвию! — не унимался Тугарин.
Он вдруг преобразился. Причем выглядел Трепов по-прежнему старой развалиной, однако черты его лица внезапно заострились, шея стала тоньше, волосы взъерошились. Он напоминал голодного птенчика, жадно тянущегося за червячком.
— Я не могу! — сказал я, чувствуя, что совершаю самую большую в мире подлость.
Хотя она была совершена уже давно. В тот момент, когда я пришел разговаривать с Илией и Травницей. И я знал, как все закончится. Не вообще все, но конкретно для одного рубежника. Точнее рубежницы. И я пошел на это, не видя других вариантов. Хотя, как выяснилось, все было напрасно — маленький глупый рубежник стал частью планов опытного кощея. Но да ладно, мы еще посмотрим, кто кого.
— Я связан договором с Травницей. Я должен отдать реликвию ей.
— И всего-то? — усмехнулся Трепов.
Он щелкнул пальцами, и Виктор, который словно еще больше раздался в размерах, прыгнул в сторону Инги, грозно приземлился возле нее, а затем потащил к Тугарину. Все это произошло быстро, в считанные секунды, потому Травница не успела отреагировать.
Да и сейчас Инга почти не сопротивлялась, словно принимая свою судьбу. Разве что ошарашенно смотрела на меня, будто догадавшись обо всем. Такое ощущение, что она оказалась удивлена моему замыслу.
Не было никаких разговоров вроде требования разрушить договор.Тугарин словно устал ждать. Тем самым клинком, которым прежде угрожал Кусе, он ударил Травницу в живот. А после, чтобы Инга не смогла самостоятельно вылечить столь легкое повреждение, крутанул нож, вспарывая рану почти до бока.
Травница схватилась руками, пытаясь удержать внутренности, которые норовили выпасть, рухнула на колени, продолжая смотреть уже на меня своими стекленеющими глазами. Совсем как в моем старом видении. И от ее взгляда по позвоночнику пробежал могильный холод.
— Теперь у нас нет никаких проблем с передачей реликвии? — вкрадчиво спросил Тугарин. — Или мне подрезать и пару перы…
Он не договорил, потому что в его глазах застыл ужас. Я лишь отметил забавную превратность человеческих эмоций. Рядом, мучаясь от хиста, который пытался вырваться наружу, умирала Травница. Однако в ее взгляде сквозило удивление. Тогда как Тугарин именно боялся.
Потому что земля передо мной разверзлась и из-под нее медленно, словно понимая, что теперь ему торопиться уже никуда, вылезал чур. Точнее, он был чуром когда-то невероятно давно. Так давно, что, наверное, и сам уже забыл о тех временах. Теперь его держала на этом свете только печать, с единственным словом-ключом.
Чуры и при жизни не отличались особой статью и красотой. Странно было бы ожидать, что после смерти его внешность улучшится. Однако смотреть на нежить оказалось действительно неприятно. Волосы стали еще реже, грустно облепив по бокам череп с массивным лбом, глаза так потускнели, что я с трудом мог различить там зрачки, а все тело высохло и теперь словно состояло из одних костей и сухожилий, прикрытых выцветшей кожей.
Но самое главное — это сила. Тягучая, медленная, всеобъемлющая, заполняющая каждую клеточку пространства. Она, выпитая из десятков рубежников, безусловно подчинялась этому нелепому и крохотному созданию, после смерти ставшему еще меньше.
Чур приблизился к нам. Он не смотрел на Рехона. Лишь на меня. А затем стал открывать рот. Голос его звучал непривычно живым, отчего становилось только еще более жутко. Мне почему-то казалось, что за столько лет все связки должны были сгнить. Хотя, наверное, это у обычного мертвяка, у лича имелся свой договор со Вселенной.
— Назови свое имя.
— Альберт, — произнес я, делая правильное ударение.
На мгновение даже показалось, что на лице чура мелькнула улыбка.
— Это еще не все, твой долг не оплачен, — торопливо проговорил я, выставив перед собой ключ, как основное доказательство своей правоты. — Реликвии по-прежнему угрожает опасность. Те три рубежника хотят завладеть ей. Ты обязан помочь, чтобы артефакт не попал в дурные руки.
Я не знал, что творится в голове у лича. И происходит ли там вообще что-то. Более того, я допускал мысль, что прямо сейчас этот товарищ покажет мне незамысловатую фигуру из пальцев и разложится на плесень и на липовый мед. Однако я помнил слова Альберта, что лич должен хранить содержимое ларя ото всех, пока не придет хозяин. И очень надеялся, что в это понятие входит момент с новыми командами от хозяина.
— А потом? — спросил лич.