Она махнула рукой, словно ударив наотмашь, и мы с Юнией замерли. У меня билось сердце, даже двигались зрачки, вот только ничем другим я пошевелить не мог — кожа покрылась тонкой каменной коркой. То же самое произошло и с лихо.
Хорошо, что мимо пронесся лич. Целился тот явно в Тугарина, однако Агате пришлось перевести фокус кощеевского дара на мертвяка, чтобы защитить босса. И надо сказать, сработало — потому что лич по инерции пролетел еще несколько метров и свалился на землю, как потерявшая сознание коза.
Впрочем, упали и мы с Юнией. Казалось, будто мышцы одеревенели, хотя я видел, что каменная корка медленно осыпается. Наверное, после применения кощеевского заклинания должно было пройти время. Единственное, я все не отпускал ключ, с которым, казалось, сросся воедино. Тугарин меж тем вытащил со Слова какой-то старый топор с массивным обухом и отрубил личу сначала одну руку, потом другую, а следом и голову.
Это вышло так буднично и быстро, что я даже оцепенел. И не от каменной крошки. Лич, который пережил десятки рубежников, оказался четвертован как-то обыденно и просто. Хотя, может, все дело именно в той атаке на грифониху, после которой он растерял большую часть сил. Лишний раз задумаешься, какая же мощь таится в Кусе.
— Отпускай, — скомандовал Тугарин Агате, направившись ко мне. И лицо его было каким-то особенно неприятным и злым.
Я вообще не люблю людей с топорами, которые двигаются в моем направлении. Особенно, если мы с ними не дружим.
Куся, которая наконец избавилась от уздечки, с гневным клекотом налетела на кощея. Точнее попыталась, потому что Тугарин даже не посмотрел в ее сторону. Лишь отмахнулся топором, и грифониха крича от боли, упала наземь.
— Ах ты старый пидорас! — не сдержался я.
И будто бы даже выплеснул силу напрямую. Правда, так и не увидел, достал старикана или нет. Меня вновь со всех сторон окружила тьма, через которую мрачно звучал голос Трепова. Она обнимала, ласкала, и не было никаких сил сопротивляться.
— Ты мне уже порядком надоел, Матвей. Давай ты просто умрешь и перестанешь всем мешать?
Что самое мерзкое, я оказался с ним полностью согласен. Желания жить во мне больше не осталось. И это не потому, что я был бунтарем и желал протестовать против всяких требований Роскомнадзора. Хотелось поскорее закончить это нелепое сопротивление и пасть к ногам сильного мира сего. И, успокоившись, закрыть глаза.
И когда я уже был готов покориться и принять свою участь, в голове мелькнула нотка сомнения. Точнее, она выразилась в знакомом возгласе: «За дяденьку Матвея!».
А потом я вернулся в реальный мир и увидел клубок из Тугарина и черта, катающийся по траве. Я даже не сразу поверил. Митя? Мой Митя?
Видимо, в таком же офигевании оказалась и Агата, которая не поняла, откуда взялась это низкоранговая нечисть. И этого хватило, чтобы маленькое рыжее существо, похожее на упитанного колобка с ножками, метнулось ей под ноги. Да не просто метнулось, а прокричало: «За хозяина».
Я поверить не мог. Мои родные! Живые и невредимые! А после проследил путь, откуда они появились, и увидел в кустах ежовика с ошалевшими глазами. Ага, значит, успели слинять из дома, а после встали на лыжи по лешачьи тропам.
Пришлось даже тряхнуть головой, пытаясь вернуться в реальность, потому что еще ничего не закончилось. Хотя не для Агаты. Ей, видимо, передалась моя непруха. Или это мне до сих пор везло. Потому что рубежница нашла своей головой, наверное, единственный камень в округе. И теперь отдыхала на земле.
— Я чего это, хозяин, убил ее⁈ — вдруг испугался Гриша.
— Нет, ее убил я, — быстро ответил я ему, на ходу вытаскивая жадный до крови меч со Слова.
И рубанул, что было силы. Клинок даже обиженно звякнул, скользнув по камню. Нас отбросило выбросом хиста, но не сильно. Я тут же поднялся на ноги, чтобы поскорее помочь Мите. А Гриша… Гриша уже проворно бежал в сторону деревьев, к ежовику. Ну да ничего, хорошего по-маленьку. Бес и так сделал сегодня больше, чем мог.
Трепов отбросил лесного черта, пораженный этой нелепой и неожиданной атакой. Он даже не причинил тому явного вреда, хотя мог с легкостью убить. Ноздри Тугарина гневно раздувались, на лбу, сквозь тонкую белую кожу, проступила жилка, а сам кощей напоминал мерзкое подобие мумии. Одежда на нем оказалась порвана, обнажив голую впалую грудь без намека на хоть какой-нибудь защитный амулет, разве что на пальцах осталась пара колец. Все прочие артефакты уже покоились под ногами кощея.