Фаина, говоря эти слова, водила пальцем по ладони девушки, и со стороны это выглядело как гадание.
— Мне нужно поговорить с тетей Риммой, уборщицей. Она работает на автовокзале пятнадцать лет и хочет рассказать мне какую-то интересную историю. — Прочитав вопрос во взгляде Фаины, Виктория пояснила, что представилась журналисткой, которая пишет статью о новых порядках на вокзалах.
— Я правильно поняла: с тетей Риммой ты поменялась одеждой? — в глазах Фаины появились смешинки, — ладно, шучу. Надеюсь, фуражку ты не украла.
— Фуражку одолжила у ее внука Егора. Он таксует на бежевой шестерке и принимает меня за тайного агента спецслужбы. Есть еще один тип. — Виктория, переминаясь с ноги на ногу, обвела взглядом привокзальную площадь и, не увидев своего преследователя на посадочной площадке среди пассажиров, уж было обрадовалась, но поняла, что радость преждевременна: тот прохаживался рядом с киоском. Отведя взгляд, она продолжила: — Тип, который меня преследует — мужчина в серой вязаной шапочке, в черной куртке с поднятым воротником. Сейчас он стоит возле киоска. Может, ты отвлечешь его? А я через запасной выход зайду, поищу тетю Римму?
Фаина, слушая, одной рукой держала ладонь Виктории, а другой жестикулировала: то прикладывала ее к сердцу, то ко лбу. Одновременно шевелила губами. Когда рассказ Виктории подошел к концу, она проговорила: — дальше действуем по моему сценарию. Сейчас ты купишь себе куртку и ботинки. Благо, вон в том киоске продают все. Потом пригласишь новую знакомую в кафе.
Фаина пошелестела в воздухе непонятно откуда взявшимися бумажными купюрами. Со стороны все действо выглядело, как настоящее гадание с последующей платой. Но на самом деле деньги оказались в ладони Виктории.
Убирая купюры в карман, она дослушала инструкцию.
— Уточняю, кафе, которое в городском сквере. Этих денег хватит и на такси, и на обед. За это время, я переоденусь и подъеду тоже.
Получив такие четкие указания, Виктория сделала первые шаги по направлению к вещевому развалу, собираясь купить там куртку и ботинки.
— Не забудь пистолет в куртку переложить, — произнесла ей вслед Фаина, — а то рукоятка видна из заднего кармана.
«Подумаешь, рукоятка, а может это зажигалка?»
Таксист Егорка так не думал. Для себя он решил, что у «журналистки Светланы» звание не меньше майорского.
— Я бы тоже мог поработать вашим агентом, — припарковавшись у сквера, он спрятал выручку в карман. Потом обежал машину и галантно открыл дверцу перед девушкой. Римма Андреевна выбралась из машины сама.
— Вот те пирожки вместо платы, — сунула она внуку пакет, — приедешь за мной через...?
— ... Час, — подсказала Виктория. — давай визитку, если что понадобится, позвоню.
Таксист засуетился. Похлопал с деловым видом по карманам. Развел руками:
— Типа, дома оставил. Я черкану на бумажке.
Виктория тоже сделала вид, что собирается записывать его контакт.
— Елки зеленые, кажется зарядка на нуле. После запишу.
— Ну што, так и будем стоять? В ногах правды нет, да и устали мои ноженьки. С самого утра, почитай, на работе. — Римма Андреевна подтолкнула внука к машине, — езжай уже, а то за час ни поесть, ни поговорить не успеем.
По-хозяйски облюбовав столик, Римма Андреевна поставила сумку на свободный стул. сняла пальто, перекинула его через спинку и села.
— Я тут,Светочка, кой-когда прибираюсь, — пояснила она. — знаю, девчата хорошо готовят. Закажи мне суп с галушками и шницель с картошкой. Себе тоже ето самое закажи. Не пожалеешь.
Виктория послушно отозвалась на новое имя и, не снимая куртку, в карман которой переложила пистолет, оглянулась в поисках официантки.
— Шуткуя, я, — заулыбалась Римма Андреевна, в ответ на ее недоуменный взгляд, — тута самообслуживание.
«Прошло всего пятнадцать минут, — отметила Виктория, заставляя поднос тарелками с едой, — и как все кардинально изменилось. Я в новой куртке, в новых ботинках, которые мне подходят по размеру, чему я даже не удивляюсь. Уборщица Римма Андреевна не в старом пальто, а в приличной дубленке, и ногах не калоши, а теплые сапожки. И сейчас я наконец-то узнаю историю, написав которую, получу разрешение сочинять «мумуары»!
Римма Андреевна ела неторопливо: крошила кусочки хлеба в суп и приговаривала при этом, что «сам царь такой еды не ел».
Виктория суп себе брать не стала, взяла шницель с картошкой. Шницель был щедро обвалян в панировочных сухарях.
«В кошачьей еде, пожалуй, мяса больше, — воспоминания о кошачьей еде, потянули за собой воспоминания о коте Ежике, о столичной квартире и так далее. Захотелось позвонить домработнице Карелиных и спросить, все ли у них в порядке. Рука сама потянулась к телефону. — Нет, разговор может занять много времени. Позвоню-ка я лучше... Бабушкиной дочке. Вот она — «Доченька Улечка».