Пётр грустно вздохнул.
— Знакомая картина, — еле слышно буркнул он.
Озар не расслышал и переспросил Ларина:
— Что ты говоришь?
— Да так, ничего, — ушёл от ответа Пётр. — Так что, они потеряли интерес к жизни и умерли?
Местный озорник отрицательно замотал длинной шевелюрой и многозначительно вскинул вверх руку.
— Если бы… — выдавил из себя Озар. — Эта коварная особа мало того что обольстила волшебников и лишила их былой силы, так ещё и поссорила их между собой!
Мальчик откинулся на спинку скамейки и вдруг, задумавшись о чём-то своём, ненадолго умолк.
— А для чего она это сделала? — задал наивный вопрос Ларин, чтобы поддержать разговор. — И как же это ей удалось?
Озар встрепенулся, недоуменно посмотрел на Петра Ларина и, вспомнив, на чём он прервал свой рассказ, продолжил его.
— Очень просто, — сказал Озар. — Когда мужчины теряют голову, будь они простолюдины или волшебники, конец один — всегда печальный. Оба волшебника предложили искусительнице руку и сердце. Но ей этого показалось мало, и она заставила их доказывать свою любовь и верность, положив к её ногам силу, которая заключалась в семи волшебных предметах. По три волшебства находилось у каждого из братьев, а Золотым Глазом они могли пользоваться только совместно. На кон было поставлено всё. Кто-то получал всю силу, а другой оставался ни с чем. Миражела хотела власти, но она могла стать сильнее обоих братьев, только разделив их. В один печальный вечер она предложила им свою благосклонность, и братья не устояли.
Миражела нашла коварный способ соревнования за её руку и сердце. Она протянула волшебную палочку, и оба волшебника схватили её за противоположные концы. Однако палочка не досталась никому из братьев, а просто переломалась пополам.
— Значит, каждый остался при своём, — предположил Ларин.
— В том-то и заключалось коварство и хитрость Миражелы. Это была палочка раздора, где одному досталось всё зло, а второму добро. Истинные волшебные ценности, кроме Золотого Глаза, остались у Миражелы.
— Разделяй и властвуй, — понимающе усмехнулся Пётр.
— Вот именно, — печально вздохнул рассказчик. — После этого если один шёл направо, то, второй непременно делал наоборот, — сказал Озар. — Добро справа, а зло слева…
Мальчик грустно вздохнул.
— С той поры всё и изменилось? — спросил Пётр.
— Да, — утвердительно кивнул головой рассказчик. — Дородел стал символом добра, — пояснил Озар, — а его брат Золорад стал править злыми силами. В один из дней оба волшебника исчезли, но в городе у них остались ученики, между которыми идёт постоянная война. Свет учения несёт Веравул, но ему противостоит Сам Самыч, который сделал из людей рабов-роботов.
Глаза Петра заблестели.
— То-то я смотрю, что у вас тут все какие-то с приветом! — усмехнулся гость.
— Вот именно, — согласился Озар.
Ларин внимательно посмотрел на своего нового приятеля, и ему стало несказанно жаль мальчика.
— Но ты-то на робота не похож, — возразил Ларин, стараясь приободрить павшего духом Озара.
— Пока нет, — вздохнул мальчик, — но это вопрос времени. Всё зависит от того, кто победит — добро или зло.
Озар умолк и вопросительно посмотрел на Петра, словно ожидая его оценки.
— Да, напустил ты тут туману, — неопределённо сказал гость и задумчиво почесал затылок всей пятернёй.
— Поэтому, когда будешь обходить здание, — напомнил ещё раз Озар Петру, — советую держаться правой стороны. Понял?
— Понял…
Озар встал.
— Ну, мне пора, — сказал он, — думаю, теперь ты и сам доберёшься до университета.
Ларин посмотрел на площадь и не поверил своим глазам. Он готов был поклясться, что несколько минут назад она была безлюдна, а теперь на ней находились толпы народу. Там был настоящий праздник.
— И запомни, — предупредил Ларина Озар, дёрнув приятеля за рукав куртки, — попасть можно на другой остров только с биением башенных часов.
Мальчик указал рукой на огромные часы, которые находились на высокой башне здания супермаркета. Стрелки часов показывали без пятнадцати двенадцать.
— Нужно поторапливаться, — заторопился Пётр Ларин, — до двенадцати осталось совсем немного, всего лишь пятнадцать минут.
Озар отрицательно покачал головой.
— Ты немного ошибся, — улыбнулся приятель, — на целых тридцать минут.
— То есть, — не понял Пётр, — ты что, не видишь, сколько времени, или считать разучился?