Топорков оценивающе посмотрел на Нину.
На вид ей было слегка за тридцать. Она была худощавой, немного сутулой. Короткая юбка, не доходящая даже до середины бедра, открывала стройные ноги с рельефными четырехглавыми и камбаловидными мышцами. Черные колготки в сеточку только подчеркивали выпуклость мускулов. " Шейпингом занимается", — отметил про себя наблюдательный Топорков. Нина перехватила его взгляд и попробовала поддернуть юбку чуть книзу, но та, словно живая, все время пыталась уползти вверх.
— Наметились разногласия с собственной одеждой? — игриво спросил Топорков. — Угадайте, за кого я болею в этой схватке — за вас или за вашу юбку?
Нина вспыхнула и положила руки на колени.
Ее головку обрамляли черные кудряшки. По сторонам от крючковатого носика зияли изящно очерченные дырочки ноздрей. Щеки были покрыты веснушками и напоминали перепелиное яичко. Тонкие губы нервно двигались, словно кто невидимый дергал за ниточки, привязанные к уголкам широкого рта. Зеленовато-серые глаза под треугольными веками не отрываясь смотрели на Топоркова.
Сначала ему было не по себе от ее пристального взгляда, но потом Валерий понял, в чем причина — Нина была близорука, а очки носить стеснялась.
— Вы позволите, я присяду? Напротив — мне так будет лучше видно, — сказал Топорков.
— Да. Пожалуйста, — смутившись, ответила Нина.
Они посидели молча. Тотошин все еще что-то обсуждал со Степановым.
— Вы, я вижу, занимались каратэ? — спросила Нина — неловко было так долго молчать.
— Да, — ответил немного изумленный Топорков. — А как вы догадались?
— У вас такие характерные мозоли на костяшках пальцев. Нетрудно догадаться, — улыбнулась Нина.
— А вы, наверное, занимались балетом? — в свою очередь произнес Топорков.
Нина зарделась. Она даже как-то распрямилась и стала выше.
— Да. А вы как догадались?
— Очень просто. У вас правая нога толще, чем левая. Мышцы более развиты. Это сразу бросается в глаза. Такое часто бывает с артистами балета — ведь они крутят фуэте, как правило, на одной и той же ноге. Вы это делали на правой. Верно?
Нина кивнула. В этот момент Степанов произнес: "Слушаюсь!" и вышел. Тотошин подошел к столику.
— Извините, что приходится разговаривать с вами здесь, а не, скажем, в более комфортабельной комнате отдыха. Она — я в этом абсолютно уверен — напичкана разными "жучками", а кабинет не прослушивается. Какой смысл его прослушивать, если на совещаниях у меня сидит порой по сто человек? При таких условиях утечка информации просто неизбежна. Кроме того, мне нужно было удалить этого… — Тотошин кивнул в сторону двери, закрывшейся за Степановым.
— Конечно, — понимающе улыбнулся Топорков. Нина промолчала.
— Дело очень серьезное, — продолжал Тотошин. — Я могу доверять только самым надежным, — он сказал это очень значительно. Топорков выпрямился и задрал подбородок. Нина, чувствуя важность и торжественность момента, не знала, куда деть свои легкомысленно оголенные ноги. — Сегодня утром, — чеканя каждый слог, сказал Тотошин, — в собственном гараже был обнаружен убитым Попов Михаил Александрович, главный редактор ежемесячного журнала "Новая Русь". Его руки были привязаны к крюку, вделанному в потолок гаража, на голову накинута куртка. Судмедэксперт отметил множественные прижизненные повреждения головы, нанесенные предположительно кулаками рук прямо поверх ткани верхней одежды.
Топорков значительно ухмыльнулся. Он знал, что это — почерк КГБ. Так "ребята из органов" поступали, когда хотели вытянуть из кого-нибудь информацию: били через плотную тряпку по голове, пока человек не начинал сходить с ума от боли. Но память у жертвы при этом оставалась ясной.
— Да, я вижу, у вас возникли те же самые предположения, что и у меня, — заметил министр. — Мало того, версию убийства с целью ограбления можно отмести сразу: в гараже стоял новый "Мерседес" Попова, а ключи от замка зажигания лежали в кармане убитого. Деньги тоже не взяли. Но это еще не все. Неделю назад в Минске был обнаружен труп Гаврилова Петра Алексеевича, фотокорреспондента агентства ИТАР-ТАСС. И вот что интересно: почерк тот же самый — связанные руки, куртка, накинутая на голову, множественные черепно-мозговые травмы и ничего не взято из личных вещей, — Тотошин сделал паузу. Топорков медленно анализировал. Нина что-то быстро записывала в свой блокнот. Иногда она прерывалась, словно желая сразу вычленить главное, и принималась ожесточенно грызть кончик дешевой одноразовой ручки. "Ох уж эти женщины", — с затаенной нежностью, в которой сам себе пока боялся признаться, подумал Топорков: "как они похожи: что ни дай — все в рот тянут".