Но ведь и Надя об этом прекрасно знала. Или, может быть, уже забыла?
"Ну почему же плебейской?" — робко поинтересовался он.
Надя вздохнула с досадой и слегка скосила в его сторону лукавые глаза: "Ну как почему? Андрей! Ты видел хотя бы одного аристократа в майке?"
Что можно ответить на такой вопрос? Да стоит ли вообще отвечать? Где ему, здоровому и здравомыслящему мужчине, правильному и незатейливому, спорить с женщиной, сотканной из парадоксов — маленькой, хрупкой и чертовски обаятельной?
Ремизов еще раз улыбнулся, вспоминая этот смешной случай: ну и как же ее не любить, Наденьку-то?
Он ходил по квартире, пытаясь найти себе занятие. Честно говоря, дела были: постирать джинсы, погладить брюки и рубашку, разобраться в бумагах на столе, съездить на рынок, купить новые ботинки, — но все это были не те дела. Ни одно из них не могло бы захватить его целиком.
Он метался вокруг телефона, постепенно сужая круги. Наконец решился: просто позвоню. Если подойдет Болтушко, повешу трубку. Определителя у них нет, только автоответчик. Параллельного телефона тоже нет.
Он взял серый аппарат с наполовину стершимися цифрами на кнопках и подтянул провод в комнату. Лег на кровать — ему показалось, что лучше будет говорить лежа — и, замирая, набрал номер. Ее номер.
Трубка откликнулась длинными гудками. Он внезапно заволновался. По спине пробежал какой-то холодок и руки покрылись "гусиной кожей".
Это ожидание было невыносимым. Гудок… еще один… Он весь собрался, сжался в комок. Левой рукой прижимал к уху мембрану, а правой беспорядочно шарил по покрывалу. Схватил пульт телевизора. Включил…
На экране замелькали гоночные болиды — транслировали квалификационные заезды перед очередным этапом "Формулы-1". Огромные колеса, растяжки и амортизаторы подвески, рев мощных движков и дрожащий разноцветный шар гоночного шлема над пластиковым кокпитом. На причудливой асфальтовой змее пятикилометровой трассы — двадцать человек, сжимающих в своих шальных руках, затянутых в красивые перчатки, несколько мгновений собственной жизни — до следующего опасного поворота.
— Але! — это Надя. Ремизову показалось, что она была уставшая, невыспавшаяся, чем-то расстроенная, о чем-то жалеющая… А может — просто показалось; разве можно все это понять и почувствовать за две секунды, услышав только одно короткое птичье слово.
— Але! — поспешно ответил он, словно боялся, что Надя сейчас повесит трубку. — Здравствуйте, Надежда Викторовна! Это я! — он бодрился и пытался шутить. И тут же мысленно обругал себя за это — надо быть естественнее.
— А-а-а… — протянула Надя. Несколько разочарованно. Или просто устало?
"Да, просто устала. Милая моя девочка. Устала за неделю…" — подумал Ремизов.
— Как дела? Что делаешь? — почему-то в конце каждой фразы у него прорывался короткий глупый смешок, до того короткий, что более походил на шумный выдох: "Ха! Ха!"
— Да так… Отдыхаю по хозяйству… — Надя была немногословной.
Ремизов сжал телевизионный пульт: выключил звук. Яркая машинка, уменьшенная расстоянием до размеров игрушечной, входила в напряженный поворот. Это же квалификация: главная задача — максимально быстро пройти круг. Соперники не мешают — раздельный старт.
На прямой скорость — около трехсот тридцати, шестая передача. Позднее торможение, короткий увод рулем наружу поворота, скорость — сто восемьдесят, четвертая передача. Чуть срезает, внутренние колеса подпрыгивают на небольшом уступчике, размеченном белой краской. Белые полосы — в черных следах жженой резины…
— Ты одна? Мы можем поговорить? — получилось немного заискивающе, надо не так, надо чуть-чуть свысока, не терять достоинства… И тут же обругал себя: с достоинством, говоришь? Идиот! Это же не она тебе, а ты ей звонишь! Кретин!
— О чем? — интонация нисходящая. Не то, чтобы: "Да-да, конечно! О чем? Да все равно!", а прямо противоположное: "Разве нам есть о чем поговорить?"
Обиделся. На ее интонацию и на свои мысли:
— А что, разве нам не о чем поговорить?
— О чем, Андрей?
Злость на нее — чертова дура! Потом — на себя: если знаешь, что она дура, зачем тогда звонить?! Потом — страх, досада, горячий пот и едва ли не слезы.
— Ну… Вообще так. Поболтать, как два старых знакомых. Просто так, по душам. Как поживает твой суженый? — все, разговор не получился. Вот-вот оборвется. Секунды утекают, как сквозь пальцы. Ничего не изменишь! Надо было сразу же закричать: "я люблю тебя!", а потом уже здороваться. Теперь — все. Разговор не получился. Исправить невозможно. И этот дурацкий вопрос про мужа. Да какое ему дело до мужа? Ну зачем? Зачем все так глупо?