Старший ошалело направился вон из кабинета, но был остановлен окриком молодого человека:
— Охранять снаружи. Я надеюсь, ты это понял? Внутрь не заходить, — и сверлил его взглядом до тех самых пор, пока за ним не закрылась дверь.
Кольцов все это время стоял у окна, сорил табачным пеплом на подоконник и думал: "Вот что значит профессия! И у тех, и у других одна и та же задача — подавить противника. Прежде всего подавить морально, потому что устраивать перестрелки вовсе не обязательно. И как все-таки отличаются профессионалы — специально обученные лучшими специалистами в своей области — от любителей. Дилетантов, по большому счету."
Кольцов сам был дилетантом и не знал того, что прекрасно было известно майору Прокопенко: всякий успех нужно закрепить — для этого и организовали поучительную поездку за город под руководством опытных чеченских экскурсоводов. Более того, Прокопенко прекрасно знал и другое: этой мелкой бандитской шушере, как существам примитивно организованным, полагается время от времени прочищать извилину в виде трубы и освежать впечатления, чтобы они получше засели в убогих мозгах. Поэтому Прокопенко уже отметил в памяти, что месяца через три нужно будет повторить процедуру: чтобы не забывали высказывание Эйнштейна насчет того, что все в мире относительно, включая и "крутизну".
Но такие профессиональные тонкости Кольцову, как дилетанту, знать не полагалось.
Главное, цель была достигнута. Садовникова по кличке "Кощей" прекрасно знали в криминальных кругах. Теперь он представлял "крышу" для фонда — служил ширмой для ширмы. Ни за совесть, ни за деньги, а за страх.
И все были довольны.
В общем, телохранитель был нужен Кольцову для того только, чтобы защитить шефа от уличных хулиганов, да еще помочь отбиться, если какие-нибудь заезжие отморозки попытаются завладеть «Мерседесом»:
машина-то роскошная и очень дорогая.
Водитель тоже был неплохо подготовлен: стрелял и владел приемами рукопашного боя он, конечно, похуже, чем телохранитель, но зато получше обычного бандита. А кроме того, обладал специальными навыками вождения.
И все-таки, их главной задачей было не столько охранять Кольцова (не такая уж крупная фигура, к тому же, как известно, незаменимых у нас давно уже нет), сколько следить за ним. Телохранитель сообщал обо всех телодвижениях шефа непосредственно Макаеву, а неулыбчивый водитель Серега — майору Прокопенко.
Возможно, что Кольцов этого не понимал и не чувствовал: по крайней мере, негласные проверки, которые регулярно устраивал Прокопенко, показывали, что, будучи один, Кольцов не пытается вступить в какие-либо посторонние контакты, своей квартиры, как правило, не покидает и довольно постоянен в амурных привязанностях.
Иногда в сопровождении телохранителя он ездил в казино: проиграет тысячу-другую долларов — и домой.
Надины фотографии и биографические данные уже лежали в ящике стола Прокопенко.
Кроме этого, майору было известно, что не так давно Кольцов снял небольшую двухкомнатную квартиру — специально для встреч с Наденькой Макаровой, женщиной маленькой, игривой и лично майору очень симпатичной — хотя бы потому, что не пожелала взять неблагозвучную фамилию законного супруга — Болтушко.
ЕФИМОВ. НАПИСАНО КАРАНДАШОМ НА ОБОРОТЕ МАШИНОПИСНЫХ ЧЕРНОВИКОВ.
Я постоянно хожу с толстым блокнотом и все время что-то записываю: внезапно пришедшие мысли, случайно услышанные фразы, интересные сюжеты и метафоры.
Жизнь поражает количеством и разнообразием своих голосов: миллионный хор гудит постоянно, на все лады. Услышать нужные и выбрать их, сообразуясь с собственным представлением о гармонии — это и есть главная задача писателя, потому что прежде всего писатель — это стиль.
Стиль и больше ничего. С возрастом начинаешь понимать: главное — не ЧТО, а КАК.
К тридцати годам успеваешь попробовать почти все. После тридцати интерес представляет не само действие как таковое, а возможность совершить его лучше, чем другие.
Исчезает легкомыслие, появляется легкость — результат длительной, незаметной для посторонних, шлифовки.
Начинают приходить светлые, совсем простые мысли. Ну, например, что истина всегда лежит неглубоко. Она тем и хороша, что доступна, а иначе — зачем она такая нужна, понятная только узкому кругу?