Начало
В ангела-хранителя верит тот, кто вопреки всему остался жить.
А ты умер. Подох, захлебнувшись своим последним стоном напополам с кровью. Несколько минут агонии в твоем угасающем сознании растянулись на долгое-долгое безвременье.
В голове мелькало сполохами "Вот и все. Путь, мля, бусидо... Радужная смерть с кишками наружу... Вальгалла ждет, оружие ты из рук не выпустил...все..."
Все. Никаких дверей, никаких светящихся коридоров, никакого шелеста ангельских крыльев. Последний признак жизни потух в скатившейся слезе по грязной небритой щеке.
Все.Ты закончился.Ты шагнул в начало.Теперь, сколько бы раз ты не уходил — это лишь возвращение на следующем витке. Ты приходишь каждый миг, в каждый день и каждый мир. Ты и есть теперь весь этот мир.В твоем сердце — и смерть и рождение всего, что живет.
Ты рождаешься в муках и умираешь в еще более страшных мучениях, ты проходишь путь от нескольких дней и месяцев до многих десятилетий. И каждый раз ты встречаешь самого себя. Узнаешь, чувствуешь и принимаешь смерть из своих же рук.
Страшнее наказания придумать нельзя. Ибо в том скоротечном первом существовании ты только и делал, что забирал чужие жизни.
Ты — солдат. Был солдатом. А кто ты сейчас?
Беседа
Ты помнишь день, когда осознал конечность бытия? Не так пафосно и глобально, но очень явственно и конкретно?
Когда тебе сказали, что вкусное яичко "вкрутую", подаваемое на завтрак каждое утро, не что иное, как нерожденный цыпленок. Маленький смешной пушистый комочек на тонких ножках, такой же, как те, пищащие вокруг курицы-мамы на заднем дворе. Или это было иначе? Старый добрый пес больше не высунул свой нос из будки и не ткнулся им в твою ногу пониже коленки, а взрослые сказали, что пса больше нет. Нигде нет и никогда не будет. А, может, это произошло еще каким-то образом?
Тебе совсем мало лет, весь мир вокруг тебя полон интересного и неизведанного. А ты ухватываешь ниточку понимания: ничто не вечно, а чтобы ты жил, кто-то должен умереть.Тебе страшно от открытия.Ты ведь пока бессмертен сам для себя.
А если... если и ты должен умереть, чтоб жили другие? Как цыпленок, как его мама-курица, как вот эти цветочки, что ты вырвал с корнем и притащил в дом, а они пожухли и погибли?Все, с чем ты соприкасаешься, конечно. И ты?
— Муха живая? — спрашиваешь у взрослых. — Трава живая? Солнце живое? Камень живой? Им больно?Боль — это для тебя признак, что ты живой, да?
А как же так, почему твой плюшевый мишка, с которым ты разговариваешь, спишь, он не живой, а большое дерево у ворот, молчаливое, всегда стоящее на одном месте, вдруг живое?Мир становится сложным, запутанным, многоликим.
Ты растешь, взрослеешь и уже не бежишь с вопросами к родителям. Ты стараешься понять сам.
Когда ты начинаешь терять связь с тем малышом, что плакал над сваренным яичком и переступал через торопящегося куда-то муравья?Когда и как ты научился делать больно намеренно именно живым? Ты помнишь?Для чего? Чтобы еще и еще раз понять, что они живые, такие как ты?
Сколько раз ты умирал в душе своей в угоду тем, кто таким образом хотел оживить и оправдать свое существование?Малыш внутри тебя плакал, а взрослый человек отвечал на убийство убийством.Но попадал итогом и словом, и делом в самого себя. Боль, принесенная другим не лечит, не затягивает раны. Если ты живой душевно, а не только телесно.
Жизненный опыт — это лишь попытки научиться не срывать повязок с душевных ран. А боль — это лишь ощущение, что ты все еще жив.
Вокруг тебя все начинается, кончается и продолжается на новых витках. Дает тебе шансы снова и снова испытывать новую боль как... новую жизнь.
Поступь твоя тяжелеет, ты уже не замечаешь под ногами жучков. Взгляд твой мутнеет, тебе уже не разглядеть в чужих глазах слез страдания. Ты прячешь сердце свое в броню от горьких открытий, а оно каменеет взаперти и умирает.И мира краски гаснут.
У каждого свой срок и путь.Ты шагаешь в следующий день, а мотылек, порхавший в полдень, на закате закончит свое существование. А тот дуб у ворот помнит твоих деда и бабку младенцами.Все в этом мире конечно, малыш.
Но если сохранить в себе того ребенка, что плакал над сорванными цветами и делился секретами с плюшевым мишкой, если пронести по жизни оголенную душу, израненную и отзывающуюся на каждое прикосновение, то твой путь будет особым.
Как только малыш понял, что такое боль, он в тот же миг понял и как делать больно.Как ты распорядился этим открытием, малыш?Что ты сотворил со своим внутренним ребенком, взрослый человек?
На солдата смотрел ребенок, прижимая к груди старую игрушку.— Я живой, дядя, не делай мне больно.