— И как, убедился? — буркнул Данко.
Мастер Йохан кивнул и протянул ему ладонь:
— Не держи зла, парень. Сам понимаешь, в наши дни нельзя верить первому встречному. Вмиг донесут.
Немного помедлив, они всё же пожали друг другу руки.
Данко шёл следом за новым учителем и улыбался. Вот, значит, как Йонс и Йохан дурили ищейкам головы! И вот почему мастера Йонса считали неуловимым и многоискусным. Просто их всегда было двое!
— А вы научите меня рисовать Карты Судьбы, мастер Йохан? — Данко едва удерживался, чтобы не бежать рядом вприпрыжку. — Мой прежний наставник их рисовал. Он погиб, скорее всего. Я бы очень хотел продолжить его дело.
Старик Йохан остановился и, придержав шляпу, глянул в пасмурное зимнее небо.
— Твой бедный наставник сражался в одиночку, а у нас есть друзья. Много друзей. И братец Йонс, и его ненаглядные творцы-мятежники, а теперь ещё и твоя Элька — никто в стороне отсиживаться не станет. Так что бери выше, друг мой, смотри дальше. Наступит час, и мы вместе нарисуем новую судьбу этого мира. Краше прежней.
— Чего же мы тогда ждём? — Данко, повторяя жест за мастером Йоханом, тоже задрал голову: из-за серых туч вдруг показался слабый лучик пока ещё совсем холодного зимнего солнца.
— Весну, — старик приобнял его за плечи. — Запомни, Данко, мы ждём весну...
Живущая на холме
Много историй знают старые мастера. Порой не поймёшь — шутят, или правду говорят?
Старый художник Йохан рассказывал байки по вечерам, сидя у очага. А Данко с Элькой — юные подмастерья — аж дышать боялись, только бы мастера с мысли не сбить. Так и сидели с раскрытыми ртами...
“Слыхали небось” — после этих слов всегда можно было ждать особенной истории.
— Так вот, слыхали небось, о Живущей-на-Холме?
Ой, да кто ж о ней не слыхал! Говорят, будто не человек она вовсе, зато лучшая мастерица на свете. Но найти её ой как непросто: не всякому покажется, не всякого учить захочет. А с тех пор, как людям запретили создавать новое, так и вовсе пропала. Видать, не хочет иметь дела с теми, кто по чужим образцам творит, а своего измыслить не смеет.
— А вам доводилось когда-нибудь видеть её, мастер Йохан?
Данко пару лет жизни отдал бы, чтобы услышать «да», но старик покачал головой:
— Увы... Зато вот мой учитель, мастер Ясь — тот видал. Хотите знать, что ль, как дело было?
Старик протянул ноги к огню и, не спеша, начал рассказ.
На вышитой петушками скатерти остывал свежий хлеб. В печке весело трещали поленья. Рыжий кот тёрся об ноги, будто пытался сказать, мол, нечего горевать. Но мама всё равно заплакала:
— Ох, куда ж тебя несёт, дитятко моё?
Ясь замер на пороге, едва не выронив котомку с красками и кистями.
— Отпусти, мать. Учиться иду.
— Не учиться бы тебе, а жениться и детей своих учить. Ты уже и так художник, сынок. Лучше многих. Что тебе ещё нужно?
Ну как ей объяснить? Может, в родных краях он и считался одним из лучших, но мир велик. Ясь знал, что способен на большее... а что: руки из правильного места растут, вдохновения — хоть отбавляй, и всё же чего-то ему не доставало: то ли смекалки, то ли сноровки. Видится одно, а на деле получается другое. Вроде даже и хорошее, но не то.
А тут как назло объявился в их городке заезжий мастер, улыбчивый да бойкий. Всё-то у него спорилось — на зависть многим. Иные над одной картинкой бьются, а у этого уже три готово. Да какие! Глаз не отвести. Спросили, мол, где ж ты, милсдарь, так наловчился? А тот смеётся:
— Живущая-на-Холме научила.
Верите, нет? Вот, все тоже посмеялись, да забыли. Не дети уже, чтобы сказки слушать. А Ясь с тех пор покой потерял. Хотел ещё попытать заезжего мастера, да тот уже ушёл.
Мать и рада была бы сына не отпустить, но чуяла: всё равно уйдёт, даже без родительского благословения.
— Бог в помощь, сынок.
Ясь подхватил её на руки, закружил по горнице:
— Ты у меня самая лучшая, ма!
Поцеловал на прощание, подхватил котомку, да так и умчался. Даже шапку не взял.
Ясь шагал по дороге, ведущей к тёмному лесу, и насвистывал песенку. Вдруг у моста его кто-то окликнул. Ба! Да это одноногий Дариш! Говорили, тот прежде добрым резчиком по дереву был, пока пить не начал. По пьяной лавочке под телегу попал: вот ногу и отняли.
— Эй, кто там? Подсоби-ка калеке!
Ясь помог старику подняться, подал костыль.
— Благодарствую. И куда ж это ты собрался-то, дружок, в такую рань?
— Да вот иду искать Живущую-на-Холме...
Ахнул Дариш, затряс седой бородой:
— Не ходи туда, послушай старика. Того, что ищешь, не найдёшь, а себя потеряешь.