В доме тихо. Тётя Адель Львовна, жена дяди Кузьмы, закрылась у себя. У неё, наверное, как всегда, болит голова после утренней ссоры с дядей Кузьмой.
А ссоры эти Ваня уже знает наизусть. Ведь почти каждый день одно и то же!
Вот и сегодня за завтраком… Адель Львовна снова пристала к дяде Кузьме, — переедем да переедем жить в город! — а дядя Кузьма и слышать не хочет! Ему надо жить поближе к своему заводу.
Адель Львовна всё вспоминает девятьсот пятый год.
— Вы ждёте, чтобы нас сожгли! — начала она и сегодня. — Ненавидят они нас, боюсь я их!..
Дядя сердито засмеялся.
— Скажите, какие нежности! Чего их бояться? Все они у меня вот где сидят! — Он выкинул вперёд правую руку и сжал в кулак короткие, крепкие пальцы. — Все окрестные мужики на меня работают! Пикнуть не смеют! Притихли после усмирения в девятьсот седьмом году, запомнили, как бунтовать… Я сам из мужиков в богатые купцы выбился, я за своё добро и постоять сумею!
— Мужик вы были, мужиком и остались! — и у Адели Львовны задрожал голос. — Только мужик и мог такое придумать: в старинном родовом имении вырубить чудесный лес и на его месте винокуренный завод построить. Дикость!
— За долги вашего папаши пошло бы это ваше родовое имение, если бы этот мужик на вас не женился! — уже кричал дядя. — И ходили бы вы по миру с вашей дворянской спесью! Спасибо мне скажите, что от голода вас спас!
— Какая я несчастная! Для такой ли жизни я Смольный институт кончала! — И Адель Львовна расплакалась, а дядя что-то ещё кричал — Ваня уже не слушал — и уехал на завод.
И вот бродит Ваня по пустому дому… Чем бы заняться? Об учебниках и думать неохота! Ладно, вечером успеется!..
Ваня тоскливо оглядывается кругом. Ага, на отрывном календаре под большой цифрой «1910» стоит «июнь 16». А сегодня уже семнадцатое! Ваня подходит и срывает листок. Может быть, на обратной стороне что-нибудь интересное?..
«Лучший рецепт земляничного варенья», — читает он вполголоса, сердито комкает бумажку и бросает её в окно.
В соседней комнате раздались голоса и шаги. Неужели дядя уже вернулся?! Нет, слава богу, не дядя. В дверь вошли двое: старый лакей Тихон и высокая молодая женщина в платочке и простеньком платье.
— Тётенька у себя? — спросил Тихон, проходя мимо мальчика.
— Должно быть, у себя, — ответил Ваня. — А кого это ты привёл, Тихон?
Тихон ничего не сказал, а женщина взглянула на Ваню, улыбнулась и приветливо поклонилась:
— Здравствуйте, барчук!
Ваня молча кивнул головой и пошёл за ними.
Адель Львовна лежала на кушетке с книгой в руках. Ее густые, длинные волосы были распущены.
— Здравствуйте, барыня, — тихо сказала пришедшая и низко поклонилась.
— Здравствуй! Ты кто такая?
— В горничные к вам пришла наниматься, барыня, — ответил за пришедшую Тихон и вышел из комнаты.
Адель Львовна внимательно оглядела женщину с ног до головы.
— Как тебя зовут?
— Машей.
— А ты откуда?
— Из города, барыня. Мне там говорили, что у вас недавно старушка горничная померла. А я место ищу.
— А ты что умеешь?
Женщина улыбнулась.
— Работу горничной всякую знаю, барыня. Я пять лет в Питере у хороших господ жила. У графов Уваровых.
— О! — удивилась Адель Львовна. — А почему же ушла от них?
— Они, барыня, за границу уехали. Хотят там детей учить.
— Рекомендация есть?
— Как же, барыня. Пожалуйста!
Маша протянула барыне конверт. Ваня подошёл ближе и заглянул через её плечо. На небольшом листе плотной голубоватой бумаги, под оттиснутой наверху золотой короной, крупным, чётким почерком было написано:
«Мария Сорокина служила у меня горничной с 1905-го по 1910-й год. Рекомендую её как девушку честную, строгую, умелую и почтительную». И подпись: «Граф П. Уваров», с широким и затейливым росчерком.
Адель Львовна снова оглядела пришедшую с головы до ног. Смотрел на неё и Ваня. Ему очень хотелось, чтобы взяли эту Машу, но сказать этого он не смел. У Маши были спокойные серые глаза, но, когда она улыбалась, они становились такими ясными и тёплыми, что и Ване сразу стало тепло на душе. Улыбками этот старый барский дом не был богат.
С минуту длилось молчание, как будто все изучали друг друга. И вдруг Маша снова улыбнулась и сказала:
— Я, барыня, и причёсывать умею. Графиня парикмахера не звали, всегда я их причёсывала. Даже на балы.
— Правда? — оживилась Адель Львовна.
Но за раскрытой дверью вдруг раздались тяжёлые шаги хозяина. Адель Львовна сразу вся как-то сжалась, а Ваня присел на корточки и притаился за её спиной.
Дядя Кузьма вошёл в комнату и остановился, широко расставив короткие ноги и засунув руки в карманы брюк.
Маша почтительно поклонилась:
— Здравствуйте, барин.
— Кто такая? — бросил он, обращаясь к жене и не отвечая на приветствие.
— Горничной нанимается, — сухо ответила жена.
Харчев хмуро посмотрел на Машу.
— Грамотная?
— Чуть-чуть грамотная, барин, — совсем тихо ответила Маша и опустила глаза. Улыбка исчезла с её лица.
— Не подойдёт! — отрезал Харчев. — Терпеть не могу грамотной прислуги! Зазнаётся больно!
— Ну вот! — Адель Львовна от возмущения даже сбросила ноги с кушетки и села, тем самым обнаружив Ваню.
— Это что такое? Почему ты тут?! Марш наверх! — закричал на него Харчев.
Ваня бросился из комнаты.
Он вбежал к себе, подобрал с пола учебники, сел за стол, раскрыл грамматику на первой попавшейся странице и, подперев голову руками, уставился в неё глазами. Пусть дядя входит, — Ваня занимается!
Но мысли Вани были внизу, в будуаре тётки. Что там?.. Ясно: тётка хочет взять Машу, а дядя назло будет отказывать. Кто одолеет на этот раз?..
Минут через десять он услышал скрип ступенек и непривычно весёлый голос Адели Львовны:
— А наверху слева — комната барчука, а направо — твоя каморка. Там у нас и покойная Даша жила, там и умерла. Не будешь бояться, что привидится?
— Нет, барыня, я не робкая, — ответил голос Маши. — И я буду очень стараться, чтобы барин был доволен!
Ваня даже подскочил на стуле. Взяли Машу!
За обеденным столом в этот день прислуживала уже новая горничная. Ваня украдкой наблюдал за ней. Та ли это Маша? В чёрном платье, в белом накрахмаленном переднике и такой же наколке на гладко зачёсанных волосах, прямая, строгая, со скромно опущенными глазами, она бесшумно входила в столовую, внося одно за другим блюда, и так же бесшумно уходила. Дядя сидел хмурый и ни разу не взглянул на неё. Тётка не могла скрыть торжествующей улыбки — на этот раз она победила! Обед прошёл в глубоком молчании.
Вернувшись к себе, Ваня зевнул и потянулся. Ох, а уроки приготовить всё-таки придётся… Иначе он и завтра не узнает, что же случилось с Томом и Геком на кладбище.
Проклятая задача никак не хотела выходить. Ваня с сердцем сдвинул тетрадку и задачник в сторону и принялся списывать упражнение на самостоятельные гласные.
В комнату вошла Маша.
— Барыня велела мне постель вам постелить на ночь, — сказала она.
— Стели. — Ваня продолжал писать.
— Уроки готовите, барчук?
— Мгм.
Маша подошла и заглянула в тетрадку через его плечо.
— А «старик»-то через «а», а не через «о» пишется, — прошептала она на ухо Ване, — ведь «старый», а не «сторый»; не правда ли?
Ваня с удивлением посмотрел на неё. Это была снова та, утренняя, не столовая Маша. Глаза её улыбались ему тепло и весело.
— И в слове «вертеться» у вас ошибка. Какая, а?
Ваня подумал и вставил мягкий знак.
— Слушай, Маша, — прошептал он, — ты же сказала дяде, что чуть-чуть грамотная… А ты же совсем грамотная!
— Ну, какое там совсем! — засмеялась Маша. — К графским детям учителя ходили, ну и я маленько получилась.