Спасательный отряд… Но если рация не в порядке?
Стеной обступали вопросы, на которые не находилось ответа. Путаница в мыслях, в понятиях; чему верить и чему не верить. Отчаяние и всплески панического возбуждения, когда, не сообразуясь с реальностью, готов на любое безрассудство.
«Вниз, скорее вниз! Пусть боль, пусть что угодно, только вниз. Вниз! Прочь от мертвых скал, снега. Быть среди деревьев, зарыться руками в сухую землю лесного пригорка… Только не снег, что окружает со всех сторон, не скалы. Вниз, вниз…»
Он попытался одним резким движением, не обращая внимания на боль, встать, чтобы идти, двигаться. Только бы прочь от снега, от скал, от давящего кошмара одиночества… Но глаза застлало туманом, и сам он и все вокруг медленно повалилось куда-то.
Павлу Ревмировичу явно не по себе. Губы его дрожат, он почти как после своего срыва. А вглядеться, пожалуй, что и нет, отмечает про себя Воронов. Тогда было олицетворение страха и неуверенности; теперь — бестолковая, граничащая с отчаянием решимость и, конечно, младое возмущение, которым Паша, как и многие его сверстники, страсть как любит потешить себя. Но дай ему волю, и вгорячах ринется по скалам либо даже по кулуару, где прошла лавина. Разумеется, отпустить Павла Ревмировича и мысли не возникает у Воронова.
— Посмотри, сколько висит! — Воронов резко выбросил руку в направлении оборванного высоко вверху снежного поля: — В любую минуту новая лавина может сойти. Пострашнее первой. Подобных случаев сколько угодно. В правилах безопасности сказано…
— Какие правила? Там люди! Наши товарищи! Там Сергей… — Паша шагнул к обрыву, похоже, и впрямь собираясь начать спуск.
— Изволь держать себя прилично, ты что? — Воронов вынужден призвать его к порядку. — Сколько мы звали? Ла-ви-на! Через скальные стены… — Множество доводов логически выверенных, доказательств, увы, бесспорных прокрутил мысленно Воронов, прежде чем пришел к своему пониманию, и теперь почти уже без каких-либо сомнений уверен в непреложности летального исхода. — Один шанс на тысячу, — восклицает он. — Даже на десять тысяч!
— Слушай, — взмолился Паша, скинув рюкзак, даже присев на него, как требовал Воронов. — Ведь ты умный. Хрен с ним, что профессор, я о другом. Ты же моментально расчел, когда пошла лавина… Я тебе готов все на свете простить за одно то, что крикнул Сергею. Только я знал: не послушает он тебя, нипочем не отстегнется от веревки. Ты точно просчитал, не удержать ему Бардошина, и пусть гибнет один, но не два. Я понимаю, расчет есть расчет. Особенно, когда умная голова его делает. Все так. Но есть, что выше любых счетов-пересчетов. Выше, чуешь? Откинь ты свою математику, и пойми, сердцем пойми, печенками — мы должны идти сейчас, сию минуту на помощь Сергею и Жорке. Что бы там с ними ни было. Мы должны. Должны!..
— Я сделал, что считал себя обязанным сделать, — ровным голосом, чуть разве выше обычного говорит Воронов, тоже устраиваясь на рюкзаке в расщелине. — Я не хотел, чтобы мы переходили на снежник, заметь себе. Когда Жора подрезал пласт и выше сразу сорвалось целое поле, я видел: Сергею не удержать без самостраховки Жору, его сорвет. Да и крючья вряд ли выдержали. Я… я взял на себя тяжелую моральную ответственность. Возможно, и уголовную. Тебе мало этого? Что ты хочешь? — И не дал Паше ответить. — Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы мы последовали их примеру? Всего лишь из пустого, никому не нужного, ложно усвоенного понятия героизма. Надеюсь, ты в состоянии понять разницу между подвигом какого-нибудь сержанта милиции, бросившегося спасать тонущего мальчишку и замочившего сапоги, и сложившейся у нас ситуацией?
Павел Ревмирович что-то в ответ, едва не захлебываясь, но Воронов повелительным жестом руки и брезгливо поджатыми губами заставил его умолкнуть.
— Ты и я, мы должны дождаться радиосвязи. Мы должны находиться здесь, на месте, откуда наших товарищей унесла лавина, и координировать работу спасательных групп. Как ни ослабели батарейки, нас услышат, когда наступит время связи. На КСП мощный радиоузел. Вполне вероятно, что лавину видели. Не одни мы сейчас находимся в горах. Теперь о твоем… желании. Одному тебе не спуститься. Ты даже не знаешь, что там дальше. У нас всего одна веревка, мало крючьев. Скоро начнет темнеть. Нам следует готовиться к ночевке. Не забывай, палатка осталась у Сергея. Нам предстоит холодная ночевка.