Воронов делал зарядку. Согнул свое длинное туловище, на обнаженной спине выпукло заиграли мускулы; выпрямился; плавно перегнулся назад; снова вперед, укладывая ладони на пол. Р-раз, два-а, три! Р-раз! два-а, три! Присел на одной ноге, вытянув почти горизонтально другую. Еще. Еще, еще…
Павел Ревмирович едва оделся, в голове шалости.
— Устроим ему фитиль? — подмигнул на сладко посапывавшего Жору Бардошина. — Газета есть, зажжем…
— Будет пустяками заниматься! — сдерживая улыбку, сказал Сергей. Он перекладывал свой рюкзак, стараясь втиснуть аптечку, хотя места не оставалось и для коробка спичек. Возбуждающе-радостное чувство одолевало его: наконец-то выходят на траверс давно облюбованной вершины, к которому готовились чуть не год целый, спорили и тщательнейшим образом изучали материалы других восходителей, фотографии — где лучше, надежнее проложить маршрут и чтобы никем не сделанное, неординарное было. А сколько возникало препятствий, сторожило незадач, на волоске оказывалась сама идея траверса, когда стену захотели присовокупить. Спасибо Воронову: его спокойная уверенность, умение передать другим, заразить этой своей уверенностью, внушить и добиться решили дело.
С Жорой история: десять дней до выхода, а он сорвался в Одессу. Какие-то доклады необходимо ему прослушать. Покупаться в море ему необходимо, а не доклады, смеялся Паша Кокарекин, он же Павел Ревмирович. И вправду, перед другими неловко, все честно водят группы на занятия, на зачетные восхождения, все тренируются, а этот прохиндей… И ведь сумел: на что Михал Михалыч формалист, каких поискать, поди же, убедил и его. Но недаром начлагеря славен и своим талантом устраивать разнообразные дела — не прошло и пары дней, сунулся какого-то вместо Жоры предлагать. И Воронов едва не согласился. Хотя кандидатура!.. Конечно, Регина потом сочла бы, что это он, Сергей, пользуясь случаем, изгнал бедного Жорика. На ее взгляд, он только и знает, что придираться ко всякому, кому она благоволит. Ревную, подозреваю в самых непотребных намерениях… Но Воронов, он-то с чего? Регина ни в какие сложности наши, надо полагать, кузена своего не посвящает. А Жора Бардошин скалолаз прирожденный. И все же, если бы не Регина, отделался бы раз и навсегда от этого ловеласа.
Жора чихнул, снова чихнул. Сел. Протирая заспанные глаза и чихая, взглядывал на посмеивающегося Пашу Кокарекина. Ухитрился-таки сунуть ему под нос щепоть табаку.
— Крючья ледовые уложил? — спросил Воронов, обрывая веселье.
— Да на что они нам, кошки-мышки? Говорили, льда там в помине нет. Без них железа хватает.
— Уложил крючья? — По тону слышно, Воронов шутить не склонен.
— Да, да, видишь, к самой спине кладу. Чтобы тепленькие были, — съязвил Павел Ревмирович. Потом уже добавил: — Тебя не переспоришь.
В длинной, с окнами на обе стороны столовой тихо и пусто. Вечером танцевали, столы с опрокинутыми на них стульями составлены в дальний угол. Один накрыт у прохода на кухню. Голая лампочка, о которую бьется мошкара, освещает его.
Есть не хочется. Сергей Невраев и Жора пьют чай. Воронов, конечно, памятуя, что предстоит большая трата сил, положил себе котлету и вилкой отделяет от нее по кусочку. Павел Ревмирович уписывает за обе щеки что ни подаст на стол смешливая обычно, лихо вступающая в перебранки, тут притихшая, смущенно краснеющая Фрося.
— А что, братцы, — дожевав пирожок и протягивая руку за следующим, говорит Павел Ревмирович, — жаль, нынче духи в горах перевелись. Жора на восхождении свел бы знакомство с какой-нибудь высокогорной феей, вот как наша Фрося, ему хорошо, и нам, глядишь, на холодной ночевке кошель пирожков перепал бы.
Жора молчит. Придумывать ответы на выпады Павла Ревмировича лень. Жевать лень. Выпил кружку крепчайшего чая и все одно через силу таращит осоловелые глаза, не уснуть бы.
— Ты эту тему оставь, — заставляет себя вступить в разговор Сергей Невраев. — Не то явится, не дай бог, Алибекская дева да и вытворит… очередную штучку. Репертуар у нее обширный.
— Жора к любому женскому сердцу ключи подберет. Что ему Алибекская дева! — не унимается Павел Ревмирович. — Забрось его хоть на Эверест, сей же час наладит отношения с симпатяжечкой из племени йети. Отмоет ее, побреет — они, говорят, сильно заросшие — и пойдет приобщать к цивилизации. Ему бы в космонавты, полетел бы на Марс отношения налаживать.