— Чего ради размениваться на пустяки? — хохотнул Жора.
— Однако Гагарин летал. Тренировался, как летчик, и погиб в полете. Не захотел быть музейным экспонатом, — мягко возразил Сергей.
— Ё-ма-ё, Гагарин! Попробовал бы кто запретить Гагарину.
— Вопрос как раз в том, что Гагарин хотел летать и летал, как правильно заметил мой всегдашний оппонент, — смилостивился Воронов. — Во-вторых, что за выражения? Мы же договорились.
— А что? У эфиопов имя есть Ёмаё. Еще Абеце. У меня шофер был Абеце, когда в Эфиопию ездил. — Жора смолк было и изменил своему правилу не вступать в никчемные объяснения. — Вообще это все игра в индейцев, я вам скажу, а споры ваши — мура. На постном масле. Курский склад! Когда это было? Опять же наверняка солдаты вывозили. Пойди заставь гражданских. В наше-то времечко. За большие тысячи, может, какой и сыщется. Престиж! Карьера. На худой конец, монеты. Вот те слоники, на которых мир держится. Еще — сила. Один может. Другой нет. Остальное соус. Подлива. Хиллари на Северном полюсе побывал и на Южном, не говоря про Джомолунгму. Как он всего добился, через что сумел перешагнуть, кому какое дело? И кому какое дело, романтик он или кто, хороший или плохой? Хороший, если на то пошло, дома сидит и не рыпается, да занимается размышлениями, как бы какую поганку не обидеть, и прочим самоедством. — Он было еще подивился на себя: чего ради раскрывается? Играть с ними надо в их игры и поддакивать. — Чистоплюйство — занятие привлекательное, что и говорить, — посмеивается он. — Кому не по душе самолюбие свое тешить! Да только сделать что-нибудь толковое, уж не говорю, пробиться в первые ряды, — через сколько унижений, скрытых и явных попыток изничтожить тебя надо пройти. Какие кулаки и плечи требуются, и то, что из плечей растет, у большинства, кстати, без никакого применения. Было, наивничал: живем мы для народа, для будущего всеобщего счастья, эрго, что ни придумал хорошенькое — сейчас подхватят безо всяких понуждений и в дело. Ха-ха! Как собаку какую начинают травить, как врага своего личного…
— Хе-хе! — передразнил Паша. — А ты что же, решил, сейчас тебе венок на шею, ордерок на квартиру и прочие радости? Какой ушлый! Только ради благодарностей и можешь стараться. За чистоган. Кто делает хорошее да еще не совсем в свой карман, знаешь, как с такими поступают? Хе-хе! Распни его, кричал народ иудейский, когда Пилат спрашивал, какое же зло причинил им Христос. Распни! Ясненько? Ну да сие не для твоего разумения, — оказал Паша с плохо скрытым пренебрежением. — Тебе-то никакие беды не угрожают, если только от зазнайства. Делишки свои обделываешь чисто. Хотя вот по губе схлопотал. Что скажешь? Ничего? И правильно. И замнем. Для большей ясности. А только есть, есть они! — влекомый совсем иным чувством и тем не менее поминутно возвращаясь мыслью к Жоре Бардошину и отмахиваясь с тоской и неприязнью, заспешил Паша. — Есть такие, что ради идеи, ради дела высокого не только трудов, а и живота своего, крови своей не пожалеют. И никакие венки и ордерки ни при чем. Пойдут на плаху за идею и на амбразуру тоже, из которой поливают пулеметным огнем. Были и есть. И будут. Ими держится мир. Вот так, мастер Барсик, на мой непросвещенный взгляд.
— Ох ты! Ах ты! — засмеялся Жора, как-то очень ладно вписываясь смехом в хлопанье палатки. — До чего мы любим возвышенные слова! Хорошо живешь, вот что я тебе скажу. Без хлопот, без забот, А жалобился, сирота!
Паша не ответил. Зато Воронов строго:
— Оставь!
— Чего «оставь»? Что я такого сказал? Он меня казанским сиротой называет, ничего? Вообще, бросьте вы нюни разводить! То нельзя, это не говори. Да такие родители, как у меня… Что я им нужен, что ли? Я как в интернат попал, так все, больше не вернулся домой. Чего мне там делать? Полустанок, два дома с половиной, кругом лес, поезда, и ни один не остановится, чего мне там было делать? Огород копать да веники для козы готовить? А то родители! Я еще совсем от горшка два вершка, меня акробаты наши интернатовские в свою секцию приняли. Кидали, крутили, роняли, я хоть бы хны. С ними на сборы, на соревнования ездил, чем плохо? В городах разных побывал. Потом, думаю, в спорт большой идти, а то, может, в цирк? И там, и там пробиться, рисковать надо, а голова одна, хребтина тоже. Тут еще один на отборочных хряснулся на спину. Нет, хорошенького понемножку. А если учиться дальше? В случае чего диплом можно побоку и рабочим, многие так поступают.
На Жору нашло: нет, не откровенность, не желание объяснить — не защищаться он теперь стремился, но, противопоставив свое, заставить признать его превосходство, подавить их. Сам, своими руками, хитростью, изворотливостью, стойкостью, если угодно, наконец, терпением и настойчивостью достиг. И куда большего достигнет, дайте срок. Между прочим, еще и потому достигнет, что смеется над их жалким копанием в себе и в так называемых нравственных проблемках и вопросиках. Пустая трата времени, распыление нервной энергии. Дело важнее. Но превыше всего — результат. А какой ценой или, скажем иначе, каким путем, не все ли едино?