А снаружи, за тонкими палаточными стенками, ветер усиливался, бил, и ударял, и кружил, и дергал палатку, и кажется, самые скалы, на которых они примостились, и весь мир вокруг неслись куда-то в странном, хаотичном, безжалостном стремлении, в котором не было ни смысла, ни цели.
…Или это чудится ему, а на самом деле тяжелое забытье? Мчатся, догоняя, страшные и чем-то неуловимым (он остро ощущает это) нерасторжимо связанные с ним мерзкие чудовища — он боится взглянуть на них и, напрягая силы, чувствуя, как его руки, ноги наливаются непомерной тяжестью, старается вырваться; они, на минуту отступив, меняя облик (он не видит, но с мучительной точностью знает об этом, ибо чудовища эти порождены им, отражение его мыслей, которым он не хочет поддаться и которые исподволь преследуют его), вот подбираются снова, теперь уже со всех сторон забирая его в плотное кольцо, и душат с воем, с улюлюканьем.
В ужасе, с остановившимся сердцем он открывает глаза и понимает, что он в палатке и рядом Паша, как всегда чуть постанывая, неровно дышит во сне. И ветер. Ветер — куда там при начале ночи! Ветер рвет ткань палатки, свищет, воет…
Сергей осторожно, стараясь не разбудить Пашу, отстегнул снизу полотнище, высунулся наружу, кстати котелки забрать и примус, чтобы не сдуло. Бледный краешек луны сиротливо летел в черном небе и пропадал среди сталкивающихся, сокрушающих друг друга светлых и черных туч.
Неужели он ни к чему? Его жизнь, его упрямая неудовлетворенность и редкие крохи удач ничего не значат, не в состоянии ничего изменить, ни на что повлиять? Не нужен. И прежде всего Регине! Сергей лежал, тщетно призывая облегчение, может быть, помощь — чью, он даже не задумывался. Более того, если бы помощь явилась, любая, он в своей гордости отверг бы ее с негодованием, но это было бы потом.
И опять: бороться за Регину? Но как? Отстаивать свое? Но чем? Или же, пусть невозможно, но хотя бы предположить, что сумел смирить негодование и ненависть, сумел обуздать себя, и что же тогда? Радоваться просто тому, что она есть на свете?..
Так час за часом в духоте плотно застегнутой палатки, во мраке, потому что луны давно не стало, в грохоте и вое бури, час за часом в мучающих кошмарами, резких, обрывающихся, как падение, сновидениях до медленного тусклого рассвета, когда повалил снег.
ГЛАВА 8
Утро хуже не придумаешь. Снег валит. Порывистый, злой ветер утихнет на минуту и словно в отместку с удвоенной, утроенной силой накидывается. В палатке сыро, душно, а приоткроют — сразу снегу наметает. Вокруг белый хаос, вихри ходят, будто живые разъяренные существа в мятущихся одеждах. Неба нет, и ничего нет внизу: белое перекручивающееся ничто.
Но вдруг минута и — чудо! — прорыв вверх. Глубокая яркая синева, края грязно-черных туч вызолочены. Стена — легчайшим крапом проступает рельеф, а так белым-бела. Облачко, лишь немного светлее стены, ластясь, плывет по ней. Даже внизу, если пристально вглядываться, начинаешь различать что-то. Но уже заволакивает, опять ветер, снег, громыханье грома. Молния фосфорическим блеском прорезает белый сумрак, одновременно страшной силы удар… Кажется, рушатся горы и стена вот-вот падет им на головы…
Воронов сильно не в духе. Непогода, несмотря на удовлетворительный прогноз, и, следовательно, задержка, тут еще рация забарахлила, едва связались с КСП; но главное — смутно угадываемое неблагополучие в группе.
Все вроде бы едины в своем стремлении, однако… Не может покуда четко сформулировать свои «однако» Воронов. Нет достаточных данных. Это и успокаивает и озадачивает. Он делает попытку объединить своих спутников, заставить их выговориться, тем более времени свободного хоть отбавляй. Кто с уверенностью скажет, через сколько часов кончится сумасшедшая круговерть и кончится ли сегодня.
Воронов подозревает о грызущих Сергея сомнениях, но по присущему ему взгляду не придает значения; видит, что Паша Кокарекин что-то уж слишком агрессивен, при всяком удобном случае норовит кольнуть Бардошина, а тот спуску ни в чем. Воронов пускается не то чтобы в душевные излияния, такого быть не может, но до некоторой степени в откровенность, с целью разговорить и выяснить, разобраться, что с ними со всеми происходит.