— «Чтоб мыслить и страдать», — подсказал Воронов.
— О нет! — И с хорошо разыгранным простодушием рубахи-парня, у которого что на уме, то и на языке, выпалил весело: — Не-ет, уж, лучше «срывать цветы удовольствий», уважаемый гражданин начальник. Так-то оно! — Дальше мечтательным тоном: — Был бы у меня пенсион, самый замухрышистый! Или папочка в свое время удосужился бы капитальцем обзавестись да мне в наследство сотенку тысяч оставил… Я уж подумывал спекуляцией заняться. За что ни возьмись — дефицит. Денег у трудящихся навалом. Зашел как-то в «Березку» на улице Горького, что такое — милиция суетится, две какие-то ведьмы в платках цветастых друг в дружку когтями вцепились: кольца, оказывается, бриллиантовые по восемь тысяч выбросили в продажу. Недоучили меня в свое время. Так что, похоже, тянуть мне резину до скончания века в нашем «аппендиксе» среди пробирок, бюкс, колб и прочей стеклотары, высевать разную дрянь да подсчитывать, сколько штучечек окрасилось, сколько нет, еще ловчить с шефом, пробавляться командировками в лучшем случае в Эфиопию к Ёмаё да договорами с винзаводами или птицефабрикой, а те, паразиты, норовят канистрой вина отделаться или десятком петухов; и все ради того, чтобы годам к пятидесяти, когда выпрут очередного завлаба, сесть на его место.
Павлу Ревмировичу все мерещился в Жориковых выкидонцах как бы даже срыв какой, постигший в недавнее время. Вывести его на чистую воду хотелось, и страшно. Все-таки не утерпел Павел Ревмирович, напустив максимум наивности, брякнул:
— Чего ради тогда бросил тренировки и умотал в Одессу?
— Надо же быть в курсе, — огрызнулся Бардошин. — Кое-что по моей теме предполагалось.
Воронов из своего спального мешка:
— Скажи спасибо Сергею, если не его заступничество, взяли бы другого вместо тебя.
— То есть почему Сергею? Сергей просил? — удивился Жора и в свою очередь, хоть и знал уже кое-что: — Кого же это, интересно, прочили вместо меня?
— Неважно кого. Не из нашего лагеря. Михал Михалыч сватал. Сергей ни в какую.
— Ты скажи! Я еще с ним цацкался, — возмутился Бардошин.
— Ты о ком? — не понял Воронов.
— У Жорика с Нахалычем контакт был. — Павел Ревмирович принялся комментировать Жорино возмущение. — Когда актировали, представителем общественности числился, подписывал подряд, что ни попадя.
— Что значит «ни попадя»? Ты знай край, да не заговаривайся, — озлился Жора. — Попадя! Что надо, то и подписывал.
— Склад весной сгорел. Одеяла, постельное белье. В Нальчике потом на базаре этими одеялами торговали.
— Я-то тут при чем? Нужны мне твои одеяла! Что я, в каждой дырявой простыне обязан разбираться?
Павел Ревмирович, ох уж этот Павел Ревмирович, слушал и что-то обмозговывал, подгоняя осколочки, заполняя недостающее хитроумными домыслами так, чтобы непременно составилась искомая картинка. Детальки одна к одной, одна подле другой, поддерживая, оттеняя и дополняя, заиграли, завопили… И словно выплюнул свое неуместное, едва ли не роковое сравнение:
— Биология для тебя как чужая жена, никаких забот, сплошные развлечения!.. — Спохватившись, быстрым голосом про жаргон одесский, который разве что в воспоминаниях да анекдотах сохранился, про Дерибасовскую, про лихих босоногих пацанят, а там… Бывает, на скальном гребне сорвется твой напарник по веревке — прыгай, не размышляя, по другую сторону, пусть отвес, пусть карниз снежный, — так и Паша.
— Я вот что вам скажу, — зазвенел с отчаяния его голос. — Хотим мы того или не хотим, но мы участвуем так или иначе во всем, что происходит. Во всяком деле, плохом или хорошем. И когда молчим, отгораживаемся безразличием — это тоже наше участие, кто-то от этого становится слабее, а чье-то зло крепчает. Мы живем на нашей земле, населенной нашими родственниками и детьми, которые еще не родились…
Острота этой искренности заставляла почувствовать… Стоп! Далее напрашиваются вереницы правильных и даже красивых слов и выражений, настолько основательно заклишированных поколениями ловких говорунов, — да тот же, Павел Ревмирович, хоть и сам, случается, грешит в этом плане, вчера, когда сеанс радиосвязи был, разыграл с Бардошиным спектакль на означенную тему, так что оставим спасительное многоточие. Помимо прочего, чем меньше комментариев авторских, тем лучше, считает Павел Ревмирович. Ему и карты в руки, пусть кричит в полное свое удовольствие.