Хозяева лавок, в которых моя мать делает закупки для своей деревенской лавки, именуют себя оптовиками. Начинает мать с магазина Марунке, что на углу. У Марунке она закупает полдюжины дед-морозовых масок и три дюжины елочных наконечников из пестрого дутого стекла. А самых маленьких елочных шариков мать хочет в этом году купить десять коробок. Малорослый лавочник выстелил поперек своей блестящей лысины толстую черную прядь. Он сгибается в поклоне, и заложенный у него за ухо карандаш подпрыгивает.
— Очень сожалею, фрау Матт, — говорит он.
Да-да, он говорит фрау Матт и при этом кланяется моей матери, хотя знал ее девчонкой и, конечно, не забыл, что это Ленхен Кульковых, проведшая детские годы за три дома отсюда, если идти в сторону Лесного моста.
— Очень сожалею, но маленьких шариков предложить не могу. Это были шарики из России, а у них там, сами знаете, революция.
— Они что ж, елочными шариками заместо пуль стреляют? Прям не верится! — восклицает мать.
У кондитера Новки она покупает две дюжины пряничных домиков с сосульками из сахарной глазури по краю крыши. В глубине души мать скорбит о том, что отец, которому зимой в поле все равно нечего делать, не печет такие домики для собственной лавки.
— Сосульки из сахара? — презрительно хмыкает отец. — Я, к твоему сведению, булочник, а не пряничник.
В ботинках, которые мать натянула специально для городского выезда, бунтуют мозоли. Собственно, и завелись-то мозоли из-за слишком тесной обуви, но мать хочет взять их силой, хочет явиться перед миром в тех же изысканных башмачках, которые носила девушкой. Жаловаться она может только нам:
— Ну будто у меня туда горох накладен.
Вот почему, проковыляв через Длинный мост, мать заходит к мяснику Рутчке, что на Дрезденской улице, садится в уголке для едоков и устраивает себе второй завтрак. Для начала она заказывает теплую тепленькую, штучки, скажем, четыре, потому как у Рутчке горчица больно хороша.
Основные покупки мать совершает у фирмы Юлиус Хандке, бумага, игрушки картонные и т. п., там она покупает елочные подставки чугунного литья. На чердаке у нас, правда, застряли с прошлого года посеребренные подставки, но в этом году в моду вошли позолоченные. «И уж ежели кто их не купит, — думается матери, — тот пропащий человек». Она приобретает шесть подставок плюс пятьдесят пакетиков с елочными свечами. Свечи тоже имеются дома, но в этом году свечи пошли витые. Закручивая их, изготовители пытаются раздразнить аппетит покупателей. И в случае с моей матерью они без труда одерживают победу.
После этого вожделения матери пробуждают такие хорошенькие масенькие домички из дерева и гипса, такие хорошенькие, чудненькие, с башенкой, а на башенке черно-красно-белый флаг, а ограда вокруг хорошеньких, чудненьких масеньких домичков так прелестно расписана, все травка, травка и розочки, розочки…
У господина Юлиуса Хандке очки без оправы и с золотыми дужками, держится он как старший учитель, особенно когда говорит про бумагу. От него не услышишь слов игрушки или там игрушечные изделия, для серьезного господина Юлиуса Хандке все это ассортимент товаров. Подобно купцу Марушке, господин Юлиус Хандке держит себя так, будто считает мою мать вполне взрослой дамой, твердо знающей, чего ей надо, поэтому он и говорит с ней на уровне, на котором говорят со взрослыми, а ему бы надо лечь грудью на прилавок, поскольку женщина, стоящая перед ним, — это Ленхен по фамилии Кулька, это дитя с ненасытной душой, дитя, что жадно ловит невидимые колебания, которые окружают все видимые предметы.
Мать разом закупает шесть домиков, красиво поросших мхом и травкой. Шесть штук, ага, прекрасно, и Юлиус Хандке осведомляется, не желает ли фрау Матт приобрести для комплекта также и солдат.
— Солдат? При чем тут солдаты? Не желаю больше слышать ни про солдат, ни про войну. Четыре года война, четыре года без мужа, да еще четверо детей.
Хорошо, хорошо, господин Хандке отмежевывается от своего вопроса, он помянул солдат просто так, для порядка. Ему невдомек, что моя мать принимает эти домики из гипса и папье-маше за сказочные дворцы: в любой миг из ворот может выйти проснувшаяся спящая красавица и, держа своего принца за руку, проследовать с ним в мэрию.