Что разговоры насчет подземного хода — не пустая выдумка, подтверждали люди из других сел и даже из Гродка, которые слышали о нем рассказы. Кроме того, существовала хроника, ее можно было взять в окружной библиотеке-передвижке, чтобы прочесть следующее: «Между господским домом в Босдоме и лежащей поблизости дубравой существовал, судя по всему, подземный ход, в настоящее время, по всей вероятности, обвалившийся».
Наши велосипедисты, цивилизованные потомки рыцарей-разбойников, соревнуются в стрельбе на дворе у Бубнерки, причем в задней его части, там, где двор граничит с полем, другими словами, позади домика, именуемого у нас сортирий. Сортирий сооружен в соответствии с полицейским предписанием. Для мужчин — отдельно, для женщин — отдельно, но пользуются им, лишь когда в трактире бывают танцы. По обычным дням предписания полиции игнорируются. Для уставших после трудового дня шахтеров Бубнерка соорудила перед своим трактиром сразу налево дощатую загородку, но в темноте гости, обуреваемые желанием отлить водичку, не доходят даже и до нее. Зря, что ли, у трактира есть стены плюс четыре липы, в честь которых он и назван. Вот когда бывают танцы, есть риск, что нагрянет жандарм с проверкой и что людям, которые щедро удобряют почву, дабы избавить трактирщика от необходимости завозить навоз, придется платить штраф. Надо же, наконец, навести порядок в этом Босдоме!
Левая сторона стрельбища — забор из штакетника, который отделяет участок Бубнерки от поля. Правую размечают канатами. А кто подлезет под веревку, тот будет сам виноват, если в него попадут. Когда проверщики мишеней сменяются, а это, как правило, мальчишки моего возраста, стрельбу не прерывают. Наш рост не доходит до прицельной линии. Прицельная линия — это своего рода невидимая веревка, ограничивающая стрельбище снизу, мы же, всецело полагаясь на мастерство стрелков-велосипедистов, снуем под этой линией. Если кто пригнется, чтобы стать еще меньше, его высмеют как жалкого труса.
Прощай, Луиза, не плачь, роднуля. / В цель попадает не каждая пуля…
Укрытие, в котором прячется проверщик вблизи мишени, — это дамская часть сортирия. Выстрел нередко сопровождается визгом, не потому, разумеется, что пуля угодила в какую-нибудь женщину, а потому, что разгоряченные девицы невольно взвизгивают, обнаружив в передней своего туалета мальчишку, который не выказывает ни малейшей охоты покинуть столь интимное заведение.
У прицельной стенки нашему брату приходится задерживаться, чтобы собрать пустые гильзы от шестимиллиметровых пуль. Такие гильзы — излюбленный предмет мены и торговли… За две гильзы дают один стеклянный шарик, а за десять — рогатку, которую не стыдно показать людям. Существуют и другие возможности применения патронной гильзы, которую у нас принято называть капсюлем. Пустую гильзу можно набить пистонами, положить на рубочную колоду, ударить тяжелым молотком либо тупой стороной топора, и получится такой взрыв, что хоть куда, правда не совсем безопасный.
А Франце Будеритч, как-то раз насадив себе пустую гильзу на один из передних зубов, улыбается медной улыбкой и утверждает, будто у него теперь есть золотой зуб, а значит, и сам он благородный, как фон-барон. Три дня спустя зубной врач в Дёбене вырывает баронство изо рта у Франце.
Тем временем мы уже покинули праздничную площадь и сделали очередной привал, и не где-нибудь, а перед дверью нашего дома. Возле нашего дома — самый гладкий во всем Босдоме участок дороги. Гладкостью своей он обязан нашей лавке. Покупатели утоптали и разровняли его, а ровная площадка перед витриной — достижение местной ребятни, они любят там топтаться, мечтая о предметах, которые они не прочь бы заиметь. И вот на этом участке дороги, гладком как ток, разыгрывается соревнование Кто медленней. Рано утром, покуда наши велосипедисты, насвистывая как воробьи и барабаня как дятлы, ехали с побудкой по селу, Душкан Фритце, он же юбилейный комитет, задом прошел вдоль нашего фасада, раз прошел, два прошел, и каждый раз вел каблуком линию. Правда, линии получились не такие параллельные, как следовало бы, но сами они в этом не виноваты, а виноват их создатель, который уже давным-давно обретается в другом месте. Возложенные на него функции гоняют его по всей площади. Функции, они всегда подгоняют функционеров. Но полупараллельные линии перед нашим домом вынуждены терпеть насмешки прохожих и не могут сказать ни слова в свою защиту, потому что их создатель при сем не присутствует.