— Ура!
От этого необычного ответа солдаты казались офицеру совсем другими, не такими, какими он привык их считать и какими они должны, обязаны быть. Бешенство охватило его, и он крикнул, обращаясь к первому попавшемуся ему на глаза:
— Что это значит?
Тот отрапортовал четко:
— «Ура» — это есть сигнал к неподчинению вашим приказам.
Другой голос — голос Николая Жукова — добавил:
— И проверка команды. Знак единодушия всех.
— Смирно! — заорал штабс-капитан, а прапорщик уже пятился к двери. — Слушай приказ его императорского величества...
Но кончить он не смог. Из рядов вырвался паренек с перекошенным лицом:
— Заткни глотку, кровопивец! Штыком заткну!..
Строи сломался. Прапорщик выскочил за дверь.
Пригнувшись, побежал вслед за ним штабс-капитан. «Ура» неслось ему вслед. С лестницы офицер крикнул:
— Расстреляю всех, сволочи!
Паренек отворил фортку, сунул в нее винтовку, рядом откуда-то возникло второе дуло, и когда штабс-капитан появился на дворе, два выстрела грянули разом. Офицер упал, вытянулся, затих.
— Ура! — гремело в казармах.
— Слушать мою команду! — перекричал всех Кирпичников. Николай встал рядом с ним. — Дисциплина! Шагом арш!..
Было уже около семи часов утра.
Пока в казармах Волынского полка происходило все это, Борис получил приказ взводного отвести в околоток четырех солдат, сказавшихся больными. Дни были тревожные, любые неожиданности ждали солдата на улицах, и взводный назначил Бориса старшим, как опытного фронтовика. Борис отлично понимал, что солдаты сказались больными, чтобы избежать назначения в дежурный взвод. Хорошо, он отведет их к врачу, но для себя он найдет какой-нибудь другой выход.
Все эти дни Борису то и дело представлялся подпрыгивающий на ходу полковник Херинг и слышался визгливый возглас:
— В штыки!
Сам того не сознавая, Борис был глубоко потрясен словами Херинга, всей той сценой, которая разыгралась у ворот казарм три дня тому назад. Он знал, что никогда не пойдет в штыки на рабочих. Он — не усмиритель, не каратель, не городовой. Но что же тогда сделает с ним Херинг?
Солдаты построились по двое, и Борис повел их к Преображенским казармам, где помещался околоток. Борис был так занят своими мыслями, что не заметил подпоручика Азанчеева, шедшего навстречу по панели. Он не скомандовал: «Смирно! Равнение направо!» — и тотчас услышал окрик:
— Сюда! Бегом!
Подняв руку к козырьку фуражки, Борис пошел к подпоручику.
Офицер кричал:
— Раззява! Болван!
Борис остановился и опустил руку. С некоторым даже недоумением он глядел на этого чванливого крикуна, которому погоны почему-то давали право безнаказанно измываться над людьми. Борис подумал, что ведь именно такие вот офицеры, как подпоручик Азанчеев или полковник Херинг, давят и мучают солдат. Неужели же нельзя наконец избавиться от них?.. Ему стало решительно все равно, что с ним будет. Отвращение к Азанчееву охватило его с такой силой, что он сказал ему очень свободно, как будто тот не имел над ним никакой власти:
— Перестаньте ругаться. Хватит!
Что-то дрогнуло в лице подпоручика, он оборвал брань, поднял руку, словно собираясь ударить Бориса, но не ударил, а, быстро глянув по сторонам, заторопился к казармам. У подъезда он обернулся и крикнул:
— Убью!
Было ясно, что это не пустая угроза.
Солдаты молчали, когда Борис вел их дальше, к Преображенским казармам. Дерзкое поведение Бориса и пугало и радовало их. Оно разбудило в них сознание своей силы. Офицер замахнулся, а ударить все-таки не посмел! Борис же чувствовал, что он просто не сможет вернуться к прежней дисциплине, не сможет больше терпеть обычные унижения. Что-то в нем расшаталось. И, как всегда в последние дни, его преследовал голос полковника Херинга: «В штыки!»
Он понимал, что после столкновения с подпоручиком Азанчеевым участь его, в сущности, решена. Его арестуют и... И что будет дальше? Тюрьма? Штрафная рота? В его жизни произошел какой-то решительный перелом.
Совершенно машинально вел он за собой послушных солдат, свернул во двор Преображенских казарм и поднялся по лестнице во второй этаж, где помещался околоток. Комната была полна солдат, пришедших сюда, чтобы получить освобождение от службы. Все они были совершенно здоровы, и в околоток их привел страх быть посланными на усмирение рабочих.
Вдруг на улице раздались выстрелы и крики «ура». Борис вместе с другими солдатами бросился к окнам. Несколько офицеров вошли в комнату и, не останавливаясь, скрылись за противоположной дверью, в госпитале. Никто не отдал им чести. Врач немедленно прекратил прием и ушел вслед за ними.