Выбрать главу

Но она выдерживала одно испытание за другим так, словно и не ждала для себя никакой другой жизни, кроме частых разлук, опасностей, борьбы. Она никогда не досаждала мужу жалобами или слезами и неизменно освобождала его от каких бы то ни было забот о ней.

Мать Клешнева не верила в этот неравный, как ей казалось, брак. Она была убеждена, что Лиза бросит ее сына.

«Тебе бы простую жену», — говорила она, вздыхая, когда сын на несколько дней появлялся у нее.

Сын только усмехался в ответ.

Старая сиделка думала так до самой смерти. А Лиза не ушла от ее сына. Выйдя за Клешнева, она окончательно решила свою судьбу. Салазки наклонились, и уже ничто не могло их остановить.

Клешнев всегда внимательно прислушивался к тому, что Лиза говорила о людях: ее оценки людей оказывались почти всегда верными.

О Борисе Лиза сказала:

— Он честный, но еще ничего не понимает.

Клешнев промолвил в ответ:

— Все-таки любопытно, что он сын именно того Лаврова.

Но Лиза немедленно возразила:

— А если б это был сын Иванова или Сидорова? Ты, Фома, лучше меня понимаешь, что история сейчас прямо вынуждает всех Ивановых, Сидоровых, Лавровых сделать выбор — куда и с кем идти. Сейчас им уже нельзя отсидеться по квартирам. А их отцы в огромном большинстве никогда не были революционерами. И все-таки, Фома, — неожиданно заключила Лиза, — я думаю, что он к тебе завтра не придет.

— Вот те на! — удивился Клешнев. — Начала за здравие, а кончила...

— А я лучше тебя знаю таких, как он.

— Ему же и хуже, — заметил Клешнев и усмехнулся. — Пойдет против нас — не сносить ему головы.

— Против он не пойдет, — опять возразила Лиза. — А впрочем, хватит о нем. Ты устал. Пора спать.

XXV

Выйдя от Клешнева, Борис направился прямо в казармы.

Дежурным по роте был Семен Грачев, а дневальным — молодой солдат. Дневальный расспрашивал ратника о приказе № 1, что он означает и можно ли ему верить.

Семен Грачев отвечал неопределенно:

— Смотреть лестно, а жить как — неизвестно.

Борис остановился. Приказ № 1, разрешавший солдатам элементарные человеческие права, нравился ему. У Клешнева Борис только что слышал слова о борьбе с правящими классами и соглашался с этими словами, но ему казалось, что приказ № 1 как раз и был направлен против правящих классов, ибо ограничивал власть свирепых душителей вроде полковника Херинга. Борис начал разъяснять это Семену Грачеву, но тот, не дослушав, угрюмо перебил его:

— На одно солнце глядим, а по-разному едим.

И Борису вдруг вспомнились слова, некогда сказанные Николаем Жуковым: «У нас разная судьба».

Нет, теперь это уже была неправда. Он, Борис, испытал на себе все солдатские тяготы и унижения, хотя отлично мог избежать их, поступив, подобно Сереже Орлову, в офицерское училище. Он сознательно выбрал для себя судьбу солдата, испытал все трудности войны и завоевал право быть вместе с народом. Его поведение у Клешнева вдруг представилось ему наивным и глупым. Надо было прямо сказать, что он, Борис, убил Херинга и этим своим поступком повернул весь ход событий в батальоне. Тогда и Клешнев говорил бы с ним совсем другим тоном. Жизнь замечательна, полна движения, и пусть все знают, что и он, Борис, тоже теперь по-новому строит ее.

Внезапное чувство горькой обиды на кого-то неожиданно охватило Бориса, и он с раздражением сказал Грачеву:

— Вот послушай меня и понимать будешь больше.

Ратник вдруг обозлился:

— А что понимать? Это, — он махнул рукой туда, где висел приказ, — кому нужно? Это тебе нужно, не нам. Это для чего написано? Для войны. А война тебе нужна, не мне. Нам один приказ нужен — кончать войну.

В его словах было прямое совпадение с тем, что говорил Клешнев. Но Борис не сдался.

— А причем тут приказ? — возразил он. — От этого приказа солдатам все-таки легче.

— А чего легче? — повысил тон ратник, и злые огоньки сверкнули в его глазах. Борис с удивлением вспомнил, что этот самый солдат еще так недавно с покорностью стягивал сапоги с ног Козловского. — Для чего это легче придумали? Для войны. Чтобы солдат войну не бросил. Мы что — не понимаем? Кто этот приказ подписал? Что за люди такие? А это Большой Кошель писал! — воскликнул он торжествующе. — Вот кто воюет — Большой Кошель! Он нас посылает, он нас уговаривает, он нас покупает, он нас и продает.

«Большой Кошель»! Эти слова поразили Бориса своей неожиданной меткостью. Но еще больше поразило его злобное воодушевление, с которым они были сказаны. А ведь Борис привык считать Грачева человеком темным и тихим.