Большая двухэтажная дача, выкрашенная в кирпичный цвет, с вывеской «Монрепо» над террасой, возвышалась на гребне холма. Крутым склоном холм спускался к большому озеру; сад окружал дачу; меж сосной, елью и березой рос жесткий, колючий вереск; воздух был сух и прозрачен.
Хозяйка пансиона вышла навстречу новому гостю.
Она скосила глаз на солдатский вещевой мешок, который заменял Борису чемодан, но тут же, изобразив улыбку на своем хоть и широком, но суховатом лице, пригласила Бориса в дом. Она провела его в назначенную ему комнату во втором этаже. Кровать, комод, соломенное кресло, деревянный стул, коротенькая кушетка и умывальник были поставлены тут для Бориса. Борис умылся с дороги, надел чистое белье и выглянул в окно. Отсюда был виден противоположный берег озера, также поросший сосной, елью и березой.
— Хорошо, — сказал Борис.
Звон колокола позвал его к обеду.
В столовой за большим столом сидели обитатели «Монрепо». Борис обрадовался, увидев, что их не так много: полная дама с двумя детьми — мальчиком и девочкой, еще одна дама — молоденькая и худая, еще дама с простоватым лицом, все время объяснявшая что-то сидевшей рядом с ней толстой девочке («Должно быть, бонна», — подумал Борис), и мужчина с черными усиками, необыкновенно подвижной и живой.
Он уставился на Бориса, чуть только тот вошел в комнату. Заложив левую руку за борт синего пиджака и слегка нахмурив густые брови, он внимательно оглядел Бориса с ног до головы. Гимнастерка без погон (штаны были на Борисе штатские), видимо, удивила его. Склонив голову к левому плечу, он разглядывал Бориса с некоторым сомнением.
Хозяйка указала Борису место за столом — между бонной и молоденькой дамочкой. Подвижной мужчина сидел рядом с бонной. Он все еще глядел на Бориса, как бы оценивая этого человека: что он стоит и как к нему отнестись. Наконец он обратился к Борису:
— Вы сегодня прибыли? Позвольте познакомиться — Беренс.
— Лавров,— ответил Борис.
— Лавров? — повторил мужчина, взял со стола салфетку, разложил ее у себя на коленях и снова уставился на Бориса. — Я тоже некогда был офицером.
— Да? — вежливо поддержал разговор Борис и принял тарелку с супом.
Хозяйка уже разливала суп, и горничная разносила налитые тарелки.
— Вы артиллерист или кавалерист? — продолжал расспрашивать Беренс.
«Чего он ко мне пристал?» — подумал Борис и ответил:
— Пехотинец.
— Ах, пехотинец!
Отложив ложку, Беренс даже потер руки, как будто от удовольствия. Потом вновь принялся за суп. Уже не глядя на Бориса, он успокоенно сказал:
— Значит, вы пехотный офицер?
— Нет, солдат, — поправил Борис.
— Солдат?
И Беренс замер с ложкой, не донесенной ко рту, и лицом, обращенным к Борису.
— Солдат? — повторил он.
Хозяйка пансиона, не понимавшая, почему господин Беренс так пристал к ее новому жильцу, и не сочувствовавшая этому, постаралась придать разговору другое направление.
— Ах, это ужасно, когда образованный, культурный человек солдатом попал! — воскликнула она.
Полная дама вздохнула и сказала с таким невероятным, почти утрированным акцентом, что Борис чуть не фыркнул:
— Да, очинь ужясно.
Хозяйка пансиона, начавшая уже угадывать мысли господина Беренса, прибавила, обращаясь к Борису:
— Я знал вашего отца. Это был образованный, культурный человек и очень большой инженер. Мой хороший подруга, мадмуазель Надя, говорил мне, что вы студент (она произнесла: «штудент»).
Борис не успел ответить ей. Господин Беренс задвигался, заулыбался, даже махнул рукой — и все это с таким оживлением, что стул заскрипел.
— Ваш отец — инженер? — заговорил он. — Я тоже инженер. У меня завод под Петербургом. Ко мне солдаты ворвались. Я к ним навстречу (он сделал внезапное ударение на последнем слоге — должно быть, от волнения) с револьвером (тут он ударил на первое «е»). Они меня хотели убить. Меня! Без меня нет завода, нет!
Усатый мужчина резнул ладонью по воздуху, изображая гладкое место.
— Завод без меня станет! Рабочие будут голодать!
— Господин Беренс очень волнуется, — пояснила хозяйка (громкий голос усача потребовал ее комментариев). — Ах, это ужасно, когда на образованного, культурного человека так грозят!
— Терпеть не могу солдат, — заключил господин Беренс. — Если бы не они, ничего бы не было. А теперь очень трудно работать. Когда я узнал, что вы солдат, я был очень недоволен. Но ваш отец инженер. Мы будем друзьями. Га!
Тут он с такой силой ударил себя по лбу, что полная дама вздрогнула, а молоденькая почему-то глянула на пол: ей, кажется, представилось, что череп господина Беренса сейчас упадет под стол и разобьется на мелкие осколки.