Красный четырехугольник Зимнего дворца замкнул все свои подъезды и ворота. В огромных залах и пустынных коридорах дворца лепка стен была задрапирована серым холстом. В нижних этажах, в путанице коридоров и комнат, сумасшедше метались организаторы защиты, собирая и расставляя отряды. Офицеры и юнкера заполняли дворец. В верхнем этаже теснились министры.
Огромное вечернее небо развернулось над плоскими крышами обнимавших площадь зданий. Вверх, к небу, устремился полированный гранит Александровской колонны. Зимний дворец сверкал окнами всех своих четырех этажей. Блистали гирлянды фонарей посреди площади, у колонны.
Напряжение достигало крайнего предела, но приказа идти на штурм все не было.
Радио гнало по стране призыв осажденных:
«Пусть страна и народ ответят на безумную попытку большевиков поднять восстание в тылу борющейся армии».
Небо очистилось, и в открывшейся черной глубине показались звезды. Погасли фонари у Александровской колонны, замолк звон трамваев. Площадь была пуста. Воздух уже полнился стрекотом и звоном пуль — юнкера били с баррикад из пулеметов; в ответ стремительные пули неслись к стенам дворца. Осыпались стекло и штукатурка.
Прокатился гул пушечного выстрела. То стреляла, как в наводнение, Петропавловская крепость, объявляя о том, что Зимний дворец отказывается сдаваться без боя.
Петропавловской крепости ответили морские орудия, и долго гуляло и раскатывалось по площади грозное эхо.
— Это кто? Крейсера?
— Их там три на Неве.
— Который стрелил?
— Бес знает! «Амур»?
— Не, «Аврора».
Николай сам навел орудие, и звук пушечного выстрела снова прокатился по площади.
В темноте трудно было разглядеть, куда ударил снаряд. Но пулеметы замолкли. Когда стрельба возобновилась, стало ясно, что пулеметы снялись с баррикадных вышек.
— На штурм!
Николай, пригнувшись, ринулся из-под арки в смертоносный простор Дворцовой площади.
— Вперед!
Напряжение разряжалось в действии. Огромный, часами сдерживаемый напор, вырвавшись, слил рабочих, солдат, матросов в одно существо, и чувства одного были уже неотделимы от чувств другого. В едином дыхании и топоте штурмующие со всех краев площади бежали ко дворцу с винтовками наперевес.
Это была та атака, при которой противник теряет всякую силу сопротивления. Охваченный общим порывом, Борис бежал впереди с обнаженной шашкой в одной руке и наганом в другой, вполоборота к солдатам.
У штабелей мокрых бревен замерли на миг и тотчас устремились дальше.
Один солдат, выбиваясь из общего движения, не встал по команде.
Николай приподнял его за шиворот.
— Труса праздновать? — прохрипел он и не узнал собственного голоса.
Тело бессильно никло в его руке.
— Убит!
В общем неудержимом напоре Николай яростно бросился к стенам Зимнего дворца. В этой войне трусости нет!
В правом подъезде прикладами и ломом разбивали дверь. Дверь вдруг открылась: то матросы, ворвавшись с набережной, отомкнули запоры изнутри. Николай вместе с другими вбежал во дворец, взлетел по лестнице и со всей силой хватил прикладом по верхней, тоже наглухо запертой двери.
— Лом! Где лом?
У ворот напор уже решил дело. Юнкера сдавались. Они думали теперь только об одном — спастись отсюда, из этого грозного окружения. Незачем длить этот безнадежный бой. Керенский, удирая в ставку, предложил им умереть на посту, но они вовсе не желали умирать.
Внезапные пронзительные голоса женщин врезались в суровую перебранку:
— Не дадим вам уйти!
— Сволочи юнкеришки!
Это ругался «женский батальон».
Но юнкера один за другим перелезали через поленницы дров и, волоча винтовки, пригибаясь под цепью ворот, выходили на площадь.
Они выстраивались перед дворцом молчаливо и угрюмо.
— Сдавай оружие!
Выбитые со двора женщины также высыпали на площадь.
Во дворце нарастающий напор штурма уже достиг последнего караула у зала, где затаилось правительство.
Неподвижный четкий ряд юнкеров с винтовками наперевес застыл у двери. Буря неслась на них, и вот один, бросив винтовку, схватился за голову и кинулся прочь, у другого перекосилось и задрожало лицо, цепь распалась, и самые стойкие, не имея времени скрыться, подняли руки вверх.
Тогда энергичная, подвижная фигура в сюртуке вырвалась вперед:
— Что вы делаете? Разве вы не знаете? Наши только что договорились с вашими!..