У Лазаруса была квартира в самом дерьмовом здании в этом районе. И, может быть, когда он только переехал в город, это было все, что он мог себе позволить. Но это уже было не так. И все же он не сказал «к черту это» и не пошел дальше. Он закатал рукава и принялся за работу. Он потел, истекал кровью, проклинал и вовлекал себя в это. Он сделал это так хорошо, как только мог.
Он также был тем, кто видел, как я лежала лицом вниз в переулке от передозировки, и не позвонил в полицию, чтобы меня забрали, не умыл руки от меня, как только убедился, что я не умираю.
Он увидел во мне потенциал.
Как человек, который даже перестал видеть это в себе полгода назад, это действительно проникло; это проникло прямо сквозь мои слои защиты.
Он не просто увидел весь ущерб и подумал: — Нет, спасибо. Был там, делал это. Мне не нужна драма.
Он увидел, кем я могла бы быть, кем я была раньше, кем я могла бы стать снова, если бы немного приложила усилий, немного потрудилась, потратила время и посвятила себя конечному результату.
Это было поистине ужасающее осознание.
И не только потому, что это означало, что он имел значение, что у него был потенциал по-настоящему причинить мне боль, как я никогда никому не позволяла причинять мне боль раньше.
Это было потому, что, если бы все продолжалось в том же духе, это означало бы, что мой успех и мои неудачи будут принадлежать и ему. Это означало, что впервые с тех пор, как умерла моя мать, появилась возможность разочаровать своими действиями кого-то, кроме меня.
Я могла бы, хотела я того или нет, причинить ему боль.
Как человек, который постоянно заканчивал все немного резко, может быть, жестоко, если бы вы спросили мужчин, с которыми я встречалась, это было для меня новым беспокойством. Последнее, что я хотела сделать, это причинить ему боль. Худшим чувством в мире, которое я могла себе представить в тот момент, было бы вознаградить его за терпение, терпимость и преданность мне, бросив в него грязь.
— Милая, — его голос ворвался в водоворот моих мыслей, его тон звучал немного устало, но мило. — Мне нужно встать, — сказал он, крепко сжимая меня и перекатывая.
И вот так просто я потеряла его. Он выскользнул из меня и направился в ванную, закрыв дверь с тихим щелчком.
Я вскарабкалась на кровать и забралась под простыни, сделав несколько глубоких, успокаивающих вдохов, моя грудь горела, она расширилась так широко, прежде чем он снова появился и скользнул под простыни, притянув меня к своей теплой груди и прижав к себе, когда он легко заснул, и провел так долгую ночь.
Я долго оставалась без сна, мысли метались, но в то же время никуда не шли.
Он — то, в чем ты всегда нуждалась, но не позволяла себе хотеть, напомнило мне мое сердце.
Но что, черт возьми, ты когда-либо сделала, чтобы заслужить то, что он может предложить, пронеслось в моем мозгу, вечно пессимистичном, всегда напоминающем мне о моих недостатках, возможности причинить боль и потерпеть неудачу.
Размышления ни к чему меня не привели.
Поэтому я пошла дальше и отогнала эти мысли прочь.
С этим нужно будет разобраться завтра.
Глава 10
Бетани
Настороженность нахлынула на меня, как нежеланный посетитель, заставляя меня глубоко осознавать каждую боль в моем теле — пульсирующее, неприятное ощущение в моих воспаленных мышцах, напоминая мне, что, хотя я, возможно, смогла отвлечься от своей детоксикации прошлой ночью, продолжая развлекаться, что это всегда может вернуться ко мне в спокойные моменты.
Которых у меня должно было быть много.
Это была мысль, которая заставила меня полностью проснуться, вытащив мой мозг из последних нитей блаженного бессознательного, где я была благословлена снами, которые я никогда не могла вспомнить — независимо от того, в какой битве могло сражаться мое подсознание.
Мой рот открылся, чтобы издать ворчание, когда я почувствовала ощущение, которое могло быть источником моего пробуждения — пальцы лениво скользили вверх и вниз по моему животу, поглаживая чувствительную нижнюю часть моей груди, заставляя меня осознать, что мои соски уже затвердели от желания, и моя плоть уже влажная и нуждающаяся.