Дни шли за днями. Но полярный день сглаживал часовые границы, и я почти потерял счет времени. Впрочем, я знал, что на этой широте полярный день длится около полутора месяцев. Солнце уже ближе клонилось к горизонту, значит наступил июль. Тундра цвела. Питаться я стал более разнообразно. Чаще в моем рационе бывали ягоды. Особенно хорошо шла голубика и черника. Да что тут говорить, все гуменники любят полакомиться этой вкусной ягодкой.
Афродита продолжала ухаживать за яйцами. Каждый раз, сходя с гнезда, она первым делом укрывала кладку, потом смотрела вокруг. И лишь только встретившись со мной взглядом, успокаивалась и уходила по своим делам. Я, естественно, в эти моменты никуда не уходил.
Однажды седьмым чувством вдруг понял, что Афродита зовёт к себе. Я не сразу сообразил, зачем ей понадобился, ведь никогда прежде она меня не звала. Я подошел к гнезду и остановился на почтительном расстоянии. Я никогда не подходил слишком близко, дабы не тревожить попусту мать. Вдруг она чего-то испугается и опять нужно будет возвращать её на место. До моего уха донесся едва слышный писк. Мышь! Подумал я. Или, чего хуже, ондатра! Если не поспешить, то случится непоправимое. И я решительно двинулся к гнезду.
Но никакой ондатры не было. Все пять яиц, пожелтевшие и покрывшиеся пятнами – результат насиживания гусыни – лежали на своих местах. Я присмотрелся внимательнее, ничего подозрительного, что могло нарушить их целостность я не заметил. Но писк повторился снова! Откуда же он идёт? Я заглянул за гнездо: никого. Опять писк. В ответ Афродита слегка гоготнула и сошла с гнезда, встав рядом со мной. Я ровным счетом ничего не понимал. Афродита смотрела на меня опять тем же, вернувшимся к ней лукавым взглядом. Я не ошибусь, если скажу, что вдобавок она ещё и улыбалась. И я сразу всё понял. Это пищали яйца. Да, я не сошёл с ума, пищали яйца! Ещё не вылупившиеся птенцы уже переговаривались со своими родителями, точнее, с матерью. Я-то здесь с боку припеку оказался случайно.
Тут же небольшая скорлупка отделилась от одного яйца, и в появившееся отверстие высунулась крохотная точка. Я догадался, это проклюнулся яйцевой зуб. Я боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть этого завораживающего действия. Затаив дыхание, я ждал продолжения, когда же наконец смогу увидеть весь процесс рождения до конца, но его не последовало. Афродита ушла по своим делам, а я остался возле гнезда. И за время ее отсутствия так ничего и не произошло. Я заволновался, а вдруг остальные птенцы задохнулись или им не хватает силы прорезать толстую скорлупу, а этот единственный, едва проклюнувшийся птенец, что-нибудь себе сломал и больше не выберется. Я уж было хотел помочь остальным наклюнуться, но тут вернулась Афродита и, оттеснив меня в сторону, спокойно присела на яйца. Наконец, я поверил, что всё в порядке и вернулся на свой сторожевой пост.
Прошло несколько часов. Особым чувством я понял, что Афродита зовет меня снова. Я поспешил к гнезду. Тот первый наклюнувшийся птенец, судя по всему, только что сбросил крышечку с яйца, выдавил ещё слабыми ножками своё хрупкое тельце наружу и, вытянув шейку, внимательно рассматривал свою мать и меня – запоминал на всю жизнь. Хорошенько нас рассмотрев, он вдруг начал дрожать и попискивать. Афродита правильно растолковала его желания и быстренько укрыла своими роскошными перьями.
Все пять птенцов появились на свет в течение двух дней. И каждый раз Афродита подзывала меня взглянуть на это чудо. Впрочем, я и сам уже стал улавливать нужный момент и к последнему вылупляющемуся птенцу подошел уже сам, без ее намеков. Каждый гусенок в первые часы кажется мокрым и беззащитным. На самом деле это обманчиво. Птенцы не мокрые, как я выяснил, а имеют на концах пуховых перышек что-то вроде чешуек, которые вскоре отпадают. И их перышки красиво распушаются. Полагаю, что еды у них в желудках достаточно дня на два-три. Поскольку на третий день старшие из них начали делать попытки сбежать из гнезда в поисках чего бы перекусить. Знать бы только, чем их кормят? Сам-то я взрослый, меня учить не надо, подсмотрел у старших и сам научился. Котятам или щенкам проще – их мать молоком кормит. А как же поступит Афродита?
Афродита никак не поступила. Заметив попытки детей вывалиться из гнезда, она сама вышла из него и, выбирая места поудобнее для прохода, пошла вместе с ними исследовать ближайшие окрестности. Гусята слышали успокаивающее покрякивание мамы и следовали за ней по пятам. Часто она останавливалась и демонстративно пощипывала маленькие цветочки и мягкую сочную травку. Гусята повторяли за ней. Ах вот в чем дело! Она их учила на собственном примере, что можно есть, а что нельзя. Ну, конечно, как же они сами это поймут? Дети же еще!