– Надо решительно что-то делать, а не о цветочках рассуждать, – сказал себе вслух Борька. Сунул стоявшего перед ним Пеликена в карман и поехал домой к отцу. Ему требовался очень конструктивный совет.
***
Я знал, что гуси всегда уводят своих птенцов подальше от мест непосредственного гнездования. Конечно, это связано в первую очередь с безопасностью. Вокруг гнезд полно скорлупок и помета, которые очень сложно скрыть. И любители полакомиться свежей молодой гусятинкой непременно сыщутся. Поэтому нужно искать такие места, где трава достаточно высокая, в ней пятнистые гусята легко найдут себе укрытие. Это первое, а второе, конечно же, корм. И я незаметно старался так устроить, чтобы Афродита, пользуясь врожденными инстинктами, сама уводила нас в такие места.
Шли мы несколько дней. Если бы я не был сам в личине гуся, то мне такие передвижения показались бы сущим адом. Двигались мы со скоростью самого слабого птенца. Каждую сотню метров птенцы просились отдохнуть. И мы приседали, отдыхали. К тому же птенцы мерзли, и их нужно было согревать. Они закутывались в материнские перья и тут же их одолевала дрёма. И мы с Афродитой терпеливо ожидали пробуждения. Сначала по своей человеческой привычке торопиться куда бы то ни было я хотел их поторапливать, но в итоге понял, что не прав. И дня через три-четыре я уже сам с удовольствием засыпал, не думая ни о чем. Ну, разве, что об опасности, которая теоретически могла появиться в любой момент. Впрочем, когда родители рядом, никто и не совался, даже лисы. Хотя семей, подобных нашей, было в округе достаточно, чтобы разное хищное зверье могло прокормиться и без нас.
Всё время передвижения мне было не до полётов. Я то и дело осматривался по сторонам, ища взглядом запропастившегося птенца. Похоже, я переживал больше Афродиты. Особенно меня заботило, как же они будут преодолевать водные преграды. У них еще нет перьев, а значит им и нечего намазывать, они непременно должны промокнуть до самой кожи. Но, как оказалось, беспокоился я напрасно. В первой же большой луже гусята с удовольствием искупались и вышли, как это ни странно, сухими из воды. Капельки скатывались с их пушка так же, как и с заранее осаленного оперения взрослой птицы. В начале я полагал, что частый контакт с материнским пером пропитывает жиром их пушок. Но, как оказалось, это ошибочно, потому что в таком случае вода всё равно проникла бы до самой кожи. Но этого не происходило. Однажды мне удалось увидеть, как маленькая ворсинка прилипла к спинке одного утенка. А когда он вошёл в воду, тут же отлипла. И я догадался в чем секрет непромокания. Электризация! Никакого жира на птенцах нет и в помине. Вместо этого, сами того не понимая, они электризуют свой пушок во время возни в маминых перьях. И после этого долгое время вода с них стекает плотными каплями.
Тем временем наша семейка продвинулась достаточно далеко от места рождения птенцов. И в один из дней перед нами открылась большая вода. Повсюду мы натыкались на такие же, как и наша, семьи с маленькими гусятками. Все они пришли в это место, потому что когда-то их сюда привели их родители, а тех, в свою очередь, привели их родители. И так длится уже много лет. Может десятки, а может и сотни. Но подобная идиллия весьма обманчива. Край земли, куда не то, что доехать – дойти сложно, мог бы показаться очень надёжным убежищем, если бы не вездесущий человек, от необдуманных действий которого зависит жизнь многих существ на Земле. И в этом уже скоро я вновь смог убедиться.
***
Прошла неделя с того не очень приятного для Борьки разговора. Яна по-прежнему продолжала вести себя подчеркнуто официально. Былая работоспособность, казалось, не исчезла, но огонь в глазах, если не угас, то заметно уменьшился. Раньше этому Борька не придавал значения, но сейчас с усиленной болью увидел, что девушка сникла и перестала делиться с ним мыслями и намерениями. И Боря не по-детски переживал такую крутую перемену. Лишь сейчас он в полной мере ощутил, насколько Яна была его вдохновителем и мотиватором к в высшей мере продуктивной работе.