Борька слегка напрягся. Неужели опять придется о себе излагать? Но Михалыч развеял напряженность.
– Видел я его, – оторвав кусок от утки, начал он первым. – Отчаянный! Шурку только жаль. Ну ничего, глядишь, образумится чутка.
– Семён, вы о ком? О Ваське? – встрепенулся Боря.
– Да не. Я о гусе твоем.
– Так это же он и есть! Василием его зовут. Только я подробностей не знаю, что там с Шуркой случилось. Николай Николаевич мне ничего не рассказывал. Да и Шурка тоже, – добавил Борька мрачно.
– Как это Николаич ничего не рассказывал? – удивился Михалыч.
– Я от Люды случайно узнал, когда уже в Москве был.
– Вот те на! – присвистнул Михалыч и почесал в затылке. – Я же ему всё сразу тогда поведал. Не думал, что он от тебя утаит. Зачем ему? А Шурка что? Он же с кровати почти не встает.
– А я ходил к нему. Злой он на меня почему-то. С клюкой своей набросился, того гляди побьет, – выпалил на одном дыхании Боря.
– Кто? Шурка? – рассмеялся Михалыч. – Да он сейчас разве что воробья пришибить сможет. Он же совсем плохой, не отошел еще от гуся твоего.
– Думайте, как хотите, Семён, но с Шуркой у меня не сложилось, – Борька помрачнел. Перестал веселиться и Михалыч. Они помолчали.
– Очень вкусно. Спасибо! – прервал паузу Боря. – Никак не ожидал, что моё одиночество можно украсить таким восхитительным ужином. Вашей жене сильно повезло: вы так готовить умеете!
Михалыч улыбнулся:
– Не. Для жены пока не готовлю. Чтобы жене готовить, нужно для начала жениться.
Теперь улыбнулся и Борька, поняв, что они оба холостые.
– Так что с гусем? Вы не договорили. Мне же ничего неизвестно. Расскажите подробнее. Как он выглядел?
– Да что там рассказывать, – поглаживая бороду и о чем-то думая пробасил Михалыч. – Гусь, как гусь. Гуменник. Кольцо еще такое белое вокруг клюва. Ну, из перьев. Окрас этот редкий. Раз увидишь – не забудешь. Боюсь, долго не проживет.
Борька испуганно спросил:
– Почему не проживет? Он ранен, болен?
– Да не. Всё у него в порядке. Жив, здоров. Шурку метко приложил. Но людей совсем не боится. Это плохо. Охота откроется: пристрелят.
– Это вряд ли – успокоился Боря. – Он не понаслышке знаком с охотниками.
Михалыч изучающе посмотрел Борьке в глаза:
– Чую я: что-то хитрое здесь. Не просто так появился ты в наших краях. Вижу, дело важное. А я уже давно ни во что эдакое не встревал. А тут прям тянет, мальчишество заиграло в одном месте, – он улыбнулся в бороду. – Я после того случая на болоте с Шуркой, как только увидел его, так сразу понял: скотинка с умом. И что-то перевернулось во мне, ёкнуло что-то. Словом, обращайся со своим, как его, Васькой. Помогу, чем смогу.
– Да, честно говоря, пока и не знаю, о чем вас просить, – вдруг растерялся Борька, не ожидавший такого признания от этого великана. – Нужно сначала конца кольцевания дождаться.
– Вот с этого и начну, – сказал, вставая, Михалыч. – Ну, будь здоров! – бросил, подхватив свою сумку. И вышел на улицу.
Борька вскочил, провожая его.
– Да, вот еще что, – обернулся Михалыч. – Думал привыкну, ан нет, не привыкается. Давай-ка ты меня попроще, на ты зови и можешь Михалычем. Любил я отца, он ведь тоже у нас с Машкой Михалычем был. Мне, получается, лестно что ли, чтоб меня также величали.
– Договорились, – с готовностью согласился Боря.
Он провожал взглядом уезжавшего на мотоцикле Михалыча и вдруг запоздало вспомнил: "Что ж я про колёса его не спросил?"
Глава 5. Птицеловы.
Дни летели однообразно. Я настолько увлёкся обязанностями молодого отца, что не заметил, как мои птенчики почти полностью обросли взрослыми перьями. За каких-то три недели они заметно выросли и набрались сил. Птенцы уже не нуждались в тепле матери и в такой тщательной охране, как раньше. Каждый из них научился быстро бегать и плавать, и даже нырять. Но я вновь не могу их покинуть. Наступила линька! Постепенно то здесь, то там на моем теле стали выпадать перья. Но самое главное – выпали все маховые перья. Крылья стали похожи на обрубки, не способные поднять меня в воздух. Сказать, что я был расстроен, значит не сказать ничего. Самое безопасное – это остаться здесь, вместе с другими гусями, и ждать, когда отрастут новые. А это ещё недели три.
Про линьку я совсем забыл, а ведь это один из наиболее значимых периодов в жизни птиц. Сейчас здесь на озере, точнее, на множестве небольших озер и болот, собралось множество семей с выводками. С прокормом проблем не особо много, но свежая травка уже сбрита, цветочки объедены, да и ягод значительно поубавилось. Всё это – в результате большого скопления гуменников в одном месте. Хотя здесь не только гуменники. Среди нас были и белолобые, что увеличивало шансы выжить от хищников, но уменьшало кормовую базу. Впрочем, еды хватало всем. И большие стада свободно разгуливали по этим труднопролазным местам.