Где-то среди них разгуливал и я с семьёй. Я настолько привык к этому гомону, что спокойно засыпал днём, не обращая на него никакого внимания. Но сегодня он меня разбудил. Именно в тот момент, когда я сладко подремывал, гуси вдруг зашумели громче обычного и началось их активное движение. Вся масса вдруг поднялась и побежала в одну сторону, увлекая и мою семью. Я хотел рассмотреть причину этой паники, но из-за вытянутых шей не смог увидеть ровным счетом ничего. Летать никто не мог. Птенцы ещё не умели, а взрослые лишь недавно начали обрастать маховыми перьями, что совсем недостаточно для взлёта. Боясь потерять Афродиту с детьми из виду, я последовал за ними. Обогнал их и бежал уже впереди, чтобы Афродита ориентировалась на меня. Птенцы вслушивались в призывные крики матери и не отставали ни на шаг. Гуси сбились в плотную кучу, скорость бега сильно уменьшилась. Все толкали друг друга и сильно гоготали. Я взобрался на кочку и, наконец, увидел причину такого волнения. Справа и слева от нашей толпы, на расстоянии около пятидесяти метров друг от друга стояли два человека и держали длинную сеть. Часть гусей уже запуталась, а задние продолжали напирать на передних. И всё больше гусей увязало в этой сети.
Не медля ни секунды, я громко крикнул, призывая Афродиту. В её глазах отражались страх и надежда одновременно. Продолжая звать её, я двинулся в противоположную сторону, пробивая дорогу сквозь напирающие тела. Семья следовала за мной. Всё же я смутно понимал, что хочу, но точно знал, что нужно хоть куда-то двигаться. Наверняка с одной стороны гусей просто подгоняют пешие люди. Гуси всё напирали и напирали. Я отвернул в другую сторону, понимая, что нужно уходить в бок от толпы. И вот гусей уже стало меньше, мы бежим почти одни. Я поднялся на пригорок и на миг огляделся. Высокая трава скрывала многое, но я смог разглядеть, как четыре человека, по два на каждую сеть, уже собрались вместе. Они закончили ловлю и сейчас закрепляют веревки на сетях. А я, похоже, вырвался из этого внезапно возникшего ада. Со мной только Афродита и пять наших гусят. Вся семья в целости и сохранности. Я даже начал успокаиваться. Но сквозь гомон до меня донесся звук двигателя, и я увидел, будто взявшийся из преисподней, небольшой вездеход на гусеницах, который ехал явно быстрее, чем я мог бежать. В следующую минуту легкая накидная сеть накрыла меня вместе с семьей и накрепко сковала движения. Мы оказались будто в мешке. О дальнейшем побеге не было и речи. И я бессильно стал ждать участи, которую нам приготовили мои же братья по разуму. По всему выходило, что здесь на северах этот нечестный способ заготовки мяса во время линьки гусей еще в моде.
Здоровенный мужик, а это именно он так ловко накинул сеть, подошёл и недолго думая поднял нас и переложил в кузов вездехода. Лица его мне разглядеть не удалось. Затем накрыл брезентом и ушел к другим птицеловам разбираться с добычей. А я немного выждал и начал операцию по спасению. Единственное оружие, которым я располагал – это мой клюв. Им я и начал перетирать нити сетки. Афродита, как это и ожидалось, даже не думала мне помогать. К сожалению, её, скажем так, жизненного опыта, было недостаточно для подобных операций. Я был вынужден работать в одиночку.
Интересно, что ожидает всех пойманных птиц? Впрочем, думать тут особо нечего. Их всех ждёт мясозаготовка. Вспоминая сбор яиц, я понимаю, что здесь, на Севере, совсем другие законы. И нет ничего удивительного, что на браконьерство смотрят немного под другим углом. Ну что такое две-три сотни гусей, когда вон, погляди – тысячи их разгуливают по тундре? Но, с другой стороны, если таких групп ловцов не одна, а десяток, то уже не на сотню, а на тысячу гусей меньше. Так и исчезают виды. Мрачно. Но факт остается фактом: меня поймали и нужно как-то выбираться. Причем не одному, а желательно бы всей семьей. Иначе совсем грустно. Привык я уже к ним, как к родным, а они ко мне. Вон смотрят с надеждой. А Афродита, так та вообще, если я рядом, то спокойна, как удав. Ох, пригрелись наши души, трудно будет расставаться.
– Что там у тебя? – услышал я голос снаружи.
– Взять хочу, дома высажу, – пробасил кто-то очень знакомый.
Ого! Неужели Михалыч? Не удивительно. Сначала яйца, потом гусиное мясо. Можно было догадаться, что без Михалыча в здешних краях не обходится ни одно тёмное дело.
– Председатель не разрешал, – опять сказал первый голос.