Выбрать главу

— Совершенно верно, месье комиссар. Вот португальцы и испугались. Шума не захотели.

— Ну так арестуйте его!.. Нам бояться нечего. А экстрадиция — это уже не наши вопросы.

Этого Анри не ожидал. Комиссар прекрасно знал, что с арестом Троицкого могут возникнуть проблемы. Но он и тут прикинулся дурачком, перекладывая решение на Переса. «Жирный трус», — подумал Анри, а вслух произнес:

— Да, но… может случиться скандал.

— Почему? — якобы удивился комиссар.

— Он приехал на фестиваль. По приглашению комитета. Как продюсер одного из фильмов. И не просто фильма — а заявленного в главном конкурсе.

— Гм, это меняет дело…

Перес ничего не ответил. Нелепая тишина повисла минуты на две. Нарушил ее Мошкарин — звучным тягучим зевком.

— Пусть он сварит кофе, — зло велел наконец комиссар.

Перес кивнул Мошкарину, и тот с готовностью отправился на кухню.

Перес продолжал молчать. Дудки: пусть и комиссар проявит какую-нибудь инициативу. Кроме заказа кофе.

— Но ведь мы могли и не знать, что он здесь… — вслух размышлял комиссар. — Фестиваль закончится… Троицкий уедет…

Внутри у Переса все кипело.

— Как же мы могли не знать?! Что мы, читать не умеем?! Он будет во всех газетах, во всех телерепортажах. У него будет премьера, — Перес втолковывал комиссару элементарные вещи. — Русские потребуют…

— Эти русские… — сплюнул комиссар. — Так что же делать? Задерживать нельзя, не задерживать тоже нельзя? И так скандал, и эдак скандал. Хватит нам истории с Де Ниро…

Конфуз с Де Ниро действительно имел место, но лет тридцать назад. Актера, гениально сыгравшего сверхбандита дона Корлеоне в «Крестном отце-2», скрутили на пляже двое молоденьких патрульных. Признали, что перед ними физиономия знакомого преступника, но что это актер из фильма — не докумекали. Сломали ему что-то — кажется, палец на руке. Плавки порвали. Вся «желтая» пресса потом битый месяц потешалась над артистом. Блистала заголовками типа «Два сопляка стянули трусы с Крестного отца». Полиции пришлось выплатить кучу денег за моральный ущерб.

«Вряд ли комиссар помнит эту историю, — подумал Анри. — Тоже референты приготовили».

Здесь он ошибался. Историю комиссар помнил. Хотя бы потому, что он и был одним из тех незадачливых сопляков. С тех пор не было на всем юге Франции полицейского, более умеренного, аккуратного и осторожного. Так что у комиссара имелась своя причина переваливать ответственность на агента.

— Так что же делать, Анри? У вас есть идеи?

— Да, у меня есть идея. Надо пригласить русских полицейских.

— Зачем? — не понял комиссар.

— Пусть сами его арестуют. Дальше — дело суда.

— И мы остаемся в стороне… — задумчиво произнес комиссар. — Что ж, это хорошая идея.

Он настороженно глянул в строну кухни. Мошкарин что-то беспечно насвистывал. Заразился на берегу мотивом «на речке, на речке, на том бережочке».

— Да, месье комиссар, — сказал Перес. А про себя: «Старый трус. Все-таки сделал все так, чтобы при случае свалить на меня».

— Сколько вы работаете, Анри? — доброжелательно спросил комиссар.

— Третий год.

— А вы неплохо соображаете. Далеко пойдете… Срочно отправьте им приглашение. Все расходы берем на себя.

Последнюю фразу комиссар произнес с вернувшимся к нему самодовольством. Решение по расходам — самое важное в любом деле — он принять мог. Многолетняя осторожность сделала свое дело: казной комиссар распоряжался.

Ждать кофе он не стал. Когда Мошкарин вышел из кухни с подносом, Анри, срывая злость, ударил по подносу кулаком снизу.

Не рассчитал: весь кофе вылился на кремовый пиджак агента Переса.

— Постирать? — вежливо предложил Мошкарин.

Весна в этом году в Петербург пришла поздняя. Еще в апреле лежали сугробы, то подтаивало, то снова замерзало, и хитом сезона в убойном отделе стала история о сосульке-убийце. Известного предпринимателя нашли мертвым в проходном дворе. Смерть наступила в результате удара тупым предметом по голове. Поскольку бизнесмен оказался тесно связан со Смольным, шухер поднялся нешуточный. Два дня — вернее даже, двое суток — весь отдел стоял на ушах. Пока не выяснилось, что предпринимателя убила сосулька, которая к моменту обнаружения тела успела благополучно растаять.