— Не стану, — пробурчала я, закрываясь от нее книгой.
Шел июль, лучший месяц каникул, когда все экзамены позади, а школа только приближается со своими тетрадками, учебниками и непомерной домашней работой. Но мне было все равно, какой сегодня день или месяц.
Мама посмотрела на меня и вздохнула.
— Мне тоже тяжело принять смерть бабушки, но пойми, это не повод заколачивать себя в гроб и целыми днями читать книги. Скоро мы переедем и все наладится.
Я не ответила, чувствуя знакомое жжение в уголках глаз и невидимую руку, сжимающую мое сердце. А еще я знала, что спорить на этот счет с мамой — только настроение испортится. А переезд... вдруг она все же передумает и решит остаться здесь, в родном доме?
Бабушка умерла в июне, словно специально оставив меня тогда, когда это меньше всего вредило моей учебе. Даже сейчас, спустя почти месяц, я не представляла себе, как ходила бы в школу, сдавала экзамены и просто гуляла после ее ухода. Хотя все, чем я занималась — это лежание на диване с грудой книг на столе из домашней библиотеки. Гулять, а тем более встречаться с друзьями у меня не было сил. Лишь изредкое «Привет» в сообщении и снова тягучее молчание...
— Алиса, нам с папой нужно съездить на выходных в Москву на семинар журналистов и репортеров, — продолжила мама, сменив тему. Карие глаза вновь смотрели на меня с теплотой и заботой. — Сможешь провести это время одна? Шестнадцать лет как никак. Но если нет, то мы с папой с радостью...
— Нет, поезжайте, — перебила я, откладывая книгу. — Это наверняка очень важно для вас, а пара дней готовки и уборки по дому пойдут мне на пользу.
Сказать по правде, я кривила душой, но мамины глаза радостно засверкали:
— Тогда я пойду наготовлю тебе еды впрок. — Поправив пучок темных волос, она выпорхнула из комнаты, оставив меня наедине с книгой и слепящим солнцем.
Вздохнув, я встала с кровати, на затекших ногах подошла к окну, которые выходили в сад, и с силой задернула шторы. Раздался щелчок и металлический хруст, и одно из колец с карниза с глухим звоном свалилось на пол и закатилось за шкаф. Черт, оторвала.
«Криворука», — выругалась я, поднимая кольцо. Вроде не погнулось, но вот так я до карниза не достану, ростом не вышла. И что-то он подозрительно шатается. Я залезла на стул, чтобы рассмотреть поближе. Один из болтов на правой стороне исчез, оставив товарища опасно качаться под весом штор. Звать маму? Отвлекать от дел из-за своих рук, растущих не из того места, не хотелось, но оставаться рядом с шатающимся карнизом наедине с дневным светом... нет, лучше пойду на чердак за инструментами, там точно должны быть болтики-винтики и отвертки. Все-таки не зря я приходила в школе на труды к мальчикам.
Выйдя в коридор, я повернула налево. Наш дом был двухэтажным только по названию. Нижний этаж занимало все, в том числе и кладовая со спальнями. Чердак единолично правил балом над нами, медленно и торжественно обрастая пылью, паутиной и жутко здоровыми пауками. Последнее было одной из причин, почему я не хотела туда забираться.
Дверь в кухню была открыта, и оттуда доносился шум воды из крана, лязг посуды и шипение газовой плиты. Я прошла спальню родителей и кладовую и увидела деревянную лестницу, ведущую на чердак. С опаской обхватив перила, я стала подниматься, молясь, чтобы одна из древних ступенек не провалилась подо мной. На двенадцатой я остановилась перед обшитой темной обивкой, местами сползшей, дверью. Ее цвет неестественно выделялся на фоне светлых стен и больших окон. Блестевшая медью ручка притягивала обещанием показать свое старое и многообразное нутро.
Сосчитав до трех, я повернула дверную ручку и чуть не задохнулась от вздыбившейся пыли. Поток воздуха, что пригнала сюда я, цунами пронесся по чердаку, кинув всю грязь в меня. Вслепую нащупав выключатель, я ткнула в него со всей силы своего маленького пальца. Лампочка сонно замигала и мутно засветилась. Пыль понемногу возвращалась обратно, снова закрывая собой все накопленное семьей ненужное барахло. Моя детская кроватка со сломанным бортиком, грязный аквариум, появившийся здесь после ухода маминого запала завести живность, набор для рыбалки дедушки, который умер до моего рождения. Чердак словно был альбомом той жизни, что прошла в этом доме, и хранил безделушки семейной хроники с завидной стойкостью и терпением.
«Мда, тут искать придется долго», — вздохнула про себя я, ступая внутрь. Конечно, ящик с инструментами не должен был затеряться в этом барахле, но пыль и пауки...
На удивление, я нашла его быстро, всего за десять минут, если потускневшие от пыли старинные часы мне не соврали. Ящик стоял под стулом в углу комнаты, закрытый от меня тяжелым платяным шкафом. Лак весь стерся, а одна из дверок закрывалась не до конца. Пару раз чихнув, я достала его и проверила на наличие пауков. Не хотелось, чтобы эта белесая глазастая жуть перелезла на меня. Бояться я не боялась, но сам их вид меня отталкивал, как и несмывающиеся «подарочки» от пойманных майских жуков. Все чисто.