— Просто лежи, — сказал он, когда у нее не осталось ни капли сил, — я сам все сделаю.
Она и послушалась. И вот теперь между ног тянуло и пульсировало то ли от вчерашних экспериментов, то ли от вновь нахлынувшего желания. Она категорически отказывалась открывать глаза.
Теплые пальцы скользнули по животу… ниже… еще ниже. Она вздрогнула и снова застонала.
— Считай до пяти, — произнес знакомый голос по ту сторону закрытых век. — На счет один ты кончишь.
Ее перевернули на спину, согнули ноги в коленях и развели их в стороны.
— Пять.
Три пальца скользнули в нее, растягивая, как ей казалось, до предела.
— Четыре.
Большой палец, мокрый от ее соков прокрался к заднице и замер.
— Три.
Губы обхватили набухший бугорок и начали играть с ним, как с вишенкой в коктейле.
— Два.
Большой палец надавил сильнее, но не вошел, просто пугал обещанием вторжения. Кончик языка щелкнул точно в то место, где сейчас бился пульс.
— Один-н-н-н!
Через пару минут Хильд отдышалась и все-таки открыла глаза:
— Что это было?
Вид у Орвара был самодовольный, как у сытого кота.
— Ну, ты пыталась снять с меня скальп.
Она провела рукой по его волосам, словно проверяя на наличие лысины.
— Все в порядке. Цела твоя шкура.
Что-то твердое упиралось ей в бедро.
— Теперь моя очередь.
Она собиралась нырнуть с головой под плед, но муж ее остановил.
— Не успеем. Скоро все соберутся к завтраку. Душ за кухней. Полотенце я туда отнес.
— А ты?
— Оботрусь снегом, так проще.
Даже не потрудившись натянуть штаны, он направился к двери.
В душевой кабинке Хильд ждало не только полотенце, но и сумка с одеждой: джинсы-джоггеры, свитер с капюшоном и кроссовки. Отлично, значит, после завтрака она сразу сможет приступить к тренировке.
Орвар тоже успел переодеться в спортивные штаны и майку. Судя по тому, как она облепила его мускулистую грудь и живот, он действительно искупался в снегу, а вытереться потом полотенцем не удосужился. Он стоял посреди кухни, ярко освещенный лучами солнца. Они высвечивали золотые пряди в его светлой шевелюре, стекали по рельефному торсу и отчетливо обрисовывали внушительных размеров бугор в брюках. Хильд не знала, то ли возмутиться его бесстыдством, то ли восхититься великолепной уверенность.
— Между прочим, — она прошла к кофеварке и налила себе кофе, затем щедро плеснула сливок, — сюда в любой момент могут зайти.
Орвар только ухмыльнулся:
— Мужчины тренируются во дворе. Фрейя еще спит. — И поставил свою чашку в сторону. — Так что если я сейчас нагну тебя над столом и зажму рот ладонью, нас никто не услышит.
Возникшая перед глазами картина — одна его рука у нее в волосах оттягивает голову назад, а другая закрывает рот — заставила ее облизать губы.
— У тебя еще остались силы после вчерашнего? — Она сделала вид, что смотрит в окно, чтобы выиграть пару минут.
Орвар тут же возник у нее за спиной:
— Так как, Хильд? — Спросил он хриплым от желания голосом. Он нагнулся к ее шее и жадно потянул носом воздух: — Ты еще не беременна. Нам надо поторопиться.
Вверху что-то загремело. Хильд вздрогнула и сбросила с себя руки мужа. Боже, они ведь вчера не предохранялись! Она напилась, как школьница, а этот… который теперь по всем законам ее муж… он заставлял ее пить снова и снова, а потом всю ночь трахал без резинки, как отбойный молоток.
— Значит, не беременна? Вот и хорошо! И запомни, Орвар Хорфагер, — она почти ткнула его пальцем в нос, — дети не трамвай, за ними гнаться не надо. Они приходят к любящим парам.
Он перехватил ее руку и уже мягко тянул к себе:
— Какие проблемы? Я тебя люблю.
— А я тебя ненавижу!
Оттолкнув его в сторону, она уже шла к дверям.
— Хорошо, — крикнул он ей в спину, — для начала сойдет и так. Просто скажи, что я тебе не безразличен.
Вместо ответа она подняла средний палец.
Орвар снова взял чашку, руки мелко подрагивали. Он с трудом сдерживался, чтобы не броситься вслед жене, не ухватить ее зубами за загривок, не прижать к земле.
— Не вздумай! — Прозвучало за спиной.
В своих дурацких розовых тапках его сестра умела передвигаться совершенно бесшумно. Фрейя подошла к столу, взяла чашку Хильд с еще горячим кофе и с наслаждением сделала глоток.
— Я скажу Хокону, что ты хлещешь кофе с утра.
— Жадина-говядина, соленый огурец… — как в детстве пробормотала сестра.