«Катерпиллар» уже сломал столбик изгороди, опустил нож, но, опередив его, в халате, кое-как накинутом на одно плечо, возникла Раиса. Она обняла куст, наступила ногой на нож бульдозера и дико, с ненавистью закричала:
– Только попробуйте! Только попробуйте!
Бульдозер, словно устыдившись своей бессмысленной жестокости, попятился и заглох. Рядом с Раисой плечом к плечу выстроились больные, Степа, Станеев.
– А, и ты пришел? – увидав Станеева, без удивления спросила Раиса и тотчас забыла о нем.
– Пришел, но, кажется, слишком поздно.
– Что это вы? Зачем себе позволяете? – подскочил к людям человек в очках, Нохрин.
– Пошел! Пошел вон, ублюдок! – тихо сказал ему Степа и легонько толкнул Нохрина в цыплячью грудь.
– Как это вон? Как вон? – опешил Нохрин и закричал трактористу: – Шуруй, Ленок! Нечего тут сантименты разводить. Шуруй, заснул, что ли?
– На людей-то? Я еще не рехнулся, – огрызнулся Ленков и выскочил из кабины.
– Этих испугался? Тогда я сам... Очистите площадку! Слышите, вы! Уйдите с площадки! Не применять же мне силу. – Он сел на место Ленкова. Трактор взревел и пошел на Раису, обнявшую куст.
– Ты что, оборзел? – бледный, со сжатыми кулаками, Станеев запрыгнул в кабину и вышиб оттуда Нохрина.
– Что тут у вас происходит? – в суматохе не расслышали, когда подошла машина Ганина.
Нохрин, слегка помятый, с синяком под глазом, ползал около трактора, разыскивая очки.
– Не пускают, – пожаловался он Ганину и всхлипнул. – Силу применили.
– Кто не пускает?
– Они... все.
– Что ж, ситуация ясна, – с жесткой усмешкой кивнул Ганин и крикнул второму трактористу, лохматому длинноносому парню, когда-то певшему про волкодава: – А ну давай, Мошкин! Давай, двигай!
Мошкин покачал головой и заглушил трактор.
– Тогда ты садись в кабину, – приказал Ганин уже пострадавшему Нохрину.
– Это мой трактор, – сказал Мошкин. – И в его кабину могу сесть только я.
– Ошибаешься, юноша, – все еще усмехаясь и как бы испытывая стойкость этих людей, сказал Ганин. – Толя, докажи ему это.
Шофер, могучий верзила, согласно мотнул коротко стриженной головою и, раскачивая мощными, налитыми плечами, направился к трактору.
– Стоять! – приказал ему Станеев и, тише еще несколько раз повторил ту же команду. Толя остановился, словно забыл, зачем шел.
– Эт-то что за фокусы? – изумившись его непослушанию, высоко вскинул брови Ганин.
– Послушайте, убирайтесь отсюда к черту! – сказала Раиса. Грубость ее его покоробила.
– Это вы мне? – изумился он. Никто еще так грубо с ним не разговаривал. Да и сам Ганин был с каждым вежлив и очень редко повышал тон. Его ослушались. Ему нагрубили... Творится что-то невероятное. И если все эти люди вступились за сад, значит, сад им нужен. Ганину и самому нравится садик. Но прежде чем решиться на его уничтожение, он обыскал вместе с геологами все окрестности. Песку нет, и его по-прежнему завозят из Тарпа. Это и дорого, и сдерживает темпы. Аэропорт ждут нефтяники, строители, геологи, речники. Вчера был разговор на бюро обкома. Сроки назначены фантастические. Но Ганин выдержит сроки, чего бы это ни стоило.
– Вы же знаете... вы прекрасно знаете, что в этот сад мы вас не пустим, – сказала Раиса, не подумав извиниться за грубость.
– Понимаю, – иронически кивнул Ганин и заиграл выразительными бровями. – Вам дорог сад и не нужен аэродром. Верно?
– Неверно. Нам и аэродром нужен, – отозвался Станеев. – И одно другому не помеха.
– Вы что, действительно не сможете жить без этих кустиков? – быстро обернулся к нему Ганин.
– А вы можете жить без своих дорог, без мостов?
– Странный вопрос!
– Вот и я считаю точно так же. Этот сад посажен моими руками. Понимаете? И не для меня одного...
– Вопрос ясен, – скрывая раздражение, подытожил Ганин. – Вы задерживаете нас. Но... давайте вместе поищем выход.
– Подумаешь, сады Семирамиды, – подобрав треснувшие очки и приведя себя в порядок, угрюмо проскрипел Нохрин. – И не такие пускали под корень...
– А что, если это... если взять и пересадить, а? Можно же так, Андрей Андреич? – возбужденно заговорил Мошкин, Ганин неопределенно пожал плечами, признавая полную свою некомпетентность в этом вопросе. – Вон туда, допустим, в ограду.
В огромной больничной ограде росли две карликовые березки, и Раиса давно подумывала о том, что больничный двор пора уж озеленить.
– Как, Юра? – спросила она. – Может, попробуем?