– Дороговато обходишься! Этак весь главк из-за тебя в трубу вылетит!
– Так уж и из-за меня? – усмехнулся Мухин.
– Ну ладно... – окутавшись дымом, напрямки начал Саульский. – Ты уговор наш помнишь?
– На то он и уговор... Но...
– Никаких «но», – минуя условности, заключил Саульский. – Думаю, возвращаться на Лебяжий тебе незачем. Нам придают институт. Возьмешь какую-нибудь лабораторию. Оглядишься, приведешь в порядок бумаги. Пока их доброхоты не растаскали...
«Доброхоты? – думал Мухин. – Он, верно, про Горкина!» Что ж, пусть. Мухин готов поступиться малым, чтобы сберечь остаток сил для прогиба. Пусть. Горкин тоже работает на прогиб... Как бы он ни хитрил...
– Согласен? – разгоняя вокруг себя дым, спросил Саульский.
– Нет.
– Подумай. Я велю приберечь для тебя место. И... не забудь совет о бумагах, – с полузадавленной, теперь уж ясно, на что намекающей усмешкой опять напомнил Саульский.
Мухин сдержанно кивнул и вышел в приемную.
– У меня главк, а не дом инвалидов! – выкрикнул вслед ему Саульский и тут же пожалел о своей горячности. Догнав Мухина, снова завел в свой «ангар». – Извини... износились нервишки.
– Годы-то идут, – усмехнулся Мухин – И тут уж ничего не попишешь.
– Мы старые боевые кони, Иван. Но с твоим здоровьем...
– Я бы хотел остаться в экспедиции, – перебил его Мухин и, помедлив, уточнил: – На некоторое время.
– Черт с тобой! Оставайся! – уступил Саульский и достал из бара коньяк. – По маленькой... в знак примирения.
– А я с вами не ссорился.
– Зато я с тобой ссорился. Вместо себя кого присоветуешь?
– Вы разве еще не решили?
– Положим, но все же?
– Если не варяга, то Мурунова.
– У? – Саульский одобрительно поднял указательный палец и прищурился. – Мурунова... как он?
– Сложный человек, весь из углов. Но – потянет.
– Дерганые они какие-то. Мы были ровней, – задумчиво произнес Саульский. И, словно проверяя себя, риторически спросил: – Не наши ли судороги им передались?
Мухин пожал плечами и распростился. Однако еще раз вернулся, вероятно вспомнив что-то важное.
– А прогиб-то, помяните мое слово... прогиб-то заговорит! – шепнул тихонько.
«Сам знаю! – чуть не заорал Саульский, но он тоже умел сдерживать свои чувства и потому лишь усмехнулся. – Да ведь тебя, чудака, жаль! Загнешься до срока...»
Внизу Мухина перехватила высокая женщина с испитым бледным лицом.
– Я из телевидения. Кончикова... Машина ждет.
– А, – Мухин виновато улыбнулся. Он и забыл, что должен выступать сегодня в студии. Да теперь это смешно. Человека только что отстранили от должности, а он будет вещать об успехах, которых нет. – Я не могу... извините.
– Но аппараты настроены... Мы долго вас не задержим.
– Понимаете... меня сняли...
– Когда? За что? – всполошилась телевизионщица. Чуть не влипла! Проклятая спешка! Даже выяснить не успела. Сказали, интересный человек, а тут сплошной блеф.
– Пять минут назад, – охотно разъяснил Мухин. – За то, что развалил экспедицию...
– Тогда в другой раз... позже, – решила Кончикова и побежала браниться с редактором, который насоветовал ей вести интервью с Мухиным.
– Да, так будет лучше.
– Опять за нагоняем летали? – спросила Стеша, увидав Мухина на вертолетной площадке.
– Кончились мои нагоняи.
Комар народился. Он народился как никогда обильно, и потому казалось, что в воздухе клубится черный звенящий вихрь. Дубленую и уже немолодую кожу Мухина, пропитанную потом и репеллентами, кровососы не трогали. Зато доставалось прилетевшим с ним студентам. Это были ребята из студенческого отряда. Последняя партия. Первая прилетела неделей раньше.
Остров стал роднее. Каждый пустячок, который раньше не примечал, казался значительным, люди – близкими. Просто и сурово распоряжается жизнь. Ты одно планируешь, она диктует другое. И, что бы ни случилось, в конечном счете побеждает она. Сам остров тому свидетель. Он пережил одиночество, тоску, запустение. Он видел человеческое горе. Он познал долгожданную радость. Вон уже плывут по земле только что собранные двухэтажные белые кораблики, бережно вписанные в здешний ландшафт. Мухин немало повоевал с архитектором, чтобы отстоять островную зелень. Пусть строятся, пусть плывут!
«И я с вами!» – усмехнулся Мухин и, расправив плечи, вошел в контору. Оглядев свой крохотный кабинетик, щелкнул по носу черта на пепельнице, подмигнул: «Не унывай, брат!» – и перевесил табличку со своих дверей на дверь Мурунова. «Надо поздравить...»