— Не пытайся сменить тему, — сказала мать. — Ты сейчас же снимешь этот нелепый наруч или столкнешься с последствиями.
Гвендолин резко вскинула бровь.
— Ты понимаешь, что я вооружена, не так ли?
Мамины темные глаза горели.
— Ты не посмеешь.
— Хочется думать, что мне не придется делать такие вещи, — ответила Гвендолин. — Все равно быть побитой волнует меня даже меньше, чем то, что мне суждено прожить остаток дней в этом мрачном мавзолее или другом таком же. Полагаю, что, по крайней мере, на службе я найду хоть что-нибудь интересное для себя.
Она подняла подбородок, сузила глаза и сказала:
— Не испытывай меня, мама.
— Невозможное дитя, — произнесла мать. — Взять её.
В этот момент Гвендолин осознала, что материнские угрозы и негодование были наигранными притворством, чтобы отвлечь дочь, пока пара домашних стражников бесшумно подойдет сзади. Она быстро шагнула в сторону и почувствовала, как сильные руки схватили её левую руку. Если бы она не двинулась, второй мужчина захватил бы её правую руку в тот же миг, и вариантов было бы куда меньше.
Вместо этого она вцепилась в запястье нападавшего, навалилась на него всем весом, лишив равновесия и в тоже время ослабив его хватку, и продолжила плавное движение по кругу, броском через бедро отправив его на пол, под ноги второму стражнику. Упавший свалил второго, тот попытался подняться с пола, но Гвендолин слегка приподняла юбки и выбила опорную руку мужчины. Он рухнул на первого с удивленным ворчанием и уставился на неё.
— Я очень сожалею, — сказала Гвендолин. — Ничего личного.
Затем она спокойно нанесла резкий удар в голову. Мужчина издал короткий стон и безвольно упал, оглушенный.
— Истербрук! — резко сказала мать.
Гвендолин отвернулась от поверженных мужчин и увидела вошедшего в комнату Истербрука, капитана стражи дома Ланкастеров. Истербрук был стройным мужчиной, от которого веяло опасностью, а кожа его огрубела за годы службы во флоте. Он был одет в черный костюм и плащ, сшитые на манер формы морского флота, в котором он когда-то служил. Сбоку висел короткий и тяжелый медный кортик. Кожа наруча на его левой руке выглядела изношенной и потертой, но медные элементы на запястье и предплечье были такими же гладкими и сверкающими, как на новом наруче Гвендолин.
Гвендолин тут же сосредоточилась, отошла от оглушенных мужчин, приподняла левую руку, направляя кристалл на Истербрука, и навела прицел на седую голову капитана большим и указательным пальцами. К этому моменту кристалл на ее перчатке уже пробудился и залил комнату холодным белым светом, заставляя ее мать жмуриться и прятать глаза от яркого свечения.
— Доброе утро, капитан Истербрук, — ровным голосом произнесла Гвендолин. — Я точно знаю, что подкладка вашего костюма сделана из шелка. Также должна сообщить, что ваша голова у меня на прицеле. Пожалуйста, не вынуждайте меня демонстрировать свои способности таким трагичным и нерациональным способом.
Какое-то время Истербрук рассматривал ее сквозь темные очки. Затем он очень медленно и осторожно снял их, часто моргая от яркого света направленного на него кристалла. Его глаза были жуткого золотисто-зеленого оттенка, а его кошачьи зрачки на свету превратились в вертикальные щели.
— Быстро, — прокомментировал он.
Гвендолин почувствовала, что слегка улыбается.
— У меня был отличный учитель, сэр.
Истербрук улыбнулся ей быстрой иронической улыбкой и склонил голову в знак признания.
— Где же в Шпиле вы нашли того, кто наставил вас на Путь?
— Естественно, кузен Бенедикт, — ответила она.
— Ха, — сказал Истербрук. — Я все время чувствовал от него запах духов. Думал, он встречается с женщиной.
Мать издала бессловесный горловой звук полный отвращения, который был едва слышен сквозь её сжатые губы.
— Я категорически запрещала тебе с ним общаться, Гвендолин.
— В самом деле, мама, да, — согласилась Гвендолин. — Капитан, будьте так добры, разоружитесь, пожалуйста.
Истербрук сверлил ее взглядом еще какое-то время, морщинки в углах его глаз стали глубже. Он склонил голову в ее сторону и аккуратно, двигая одной лишь правой рукой, расстегнул портупею и уложил её на пол.
— Что вы делаете? — воскликнула мать.
— Миледи, — вежливо сказал Истербрук, — мисс Гвен держит смертельное оружие и она умеет с ним обращаться.
— Она не будет его использовать, — сказала мать. — Только не против вас. Или против членов семьи.
Гвендолин охватило отчаяние. Конечно, мама права. Это было немыслимо, но она не хотела провести всю жизнь в поместье Ланкастеров, покидая его лишь для бесконечных, бессмысленных, смертельно скучных балов, концертов, ужинов и учебы. Мать не должна думать, что она блефует.