Рожденный воином посмотрел на нее с непроницаемым лицом.
— С другой стороны, мисс, если появятся ваши люди, это довольно сильно уменьшит вашу угрозу. Сколько ваших людей вы готовы убить вместе с нами?
— Даже вничью у меня преимущество, — сказала Гвен. — Пока я вас тут задерживаю, вам не удастся выполнить задание, которое вам дали. У вас невыигрышная комбинация.
Он оскалился.
— Пока нет. Как думаете, сколько времени пройдет, прежде чем ваши люди разберутся с этим беспорядком и пошлют вооруженные патрули по боковым тоннелям? Часы? День?
Он кивнул в сторону бессознательного тела Барнабаса Астора.
— Как долго продержится ваш раненый, прежде чем умереть? Я знаю, когда ожидать моих людей. И я знаю, что они будут вооружены. Меня совсем не удивит, если в следующий момент вас застрелят из глубины тоннеля ружейным выстрелом, прежде чем вы успеете осознать опасность. Время на моей стороне, мисс, не на вашей.
Гвен почувствовала холод внизу живота.
— Сдавайся, — грубо сказал Сирьяко. — Спаси, кого можешь.
Он посмотрел на Бенедикта.
— Уверен, ты понимаешь. Прикажи ей.
— Насколько мне известно, сэр, — извиняющимся тоном сказал Бенедикт, — никто никогда не мог приказать что-либо моей дорогой кузине. Вообще.
Лицо аврорца потемнело, и он снова повернулся к Гвен.
— Здесь победа для вас невозможна.
Она оскалилась.
— Пока, — сказала она с неким порочным удовлетворением. — Думаю, нам всем следует подождать и посмотреть.
Глава 14
Шпиль Альбиона, хаббл Монинг.
Гримм ненавидел рукопашный бой.
На борту дирижабля сражение было приливной волной, бурей, силой природы. Да, люди умирали, и это было ужасно и преследовало его, но они умирали по власти сил настолько мощных, что с трудом можно было предположить участие человеческого фактора. Чаще всего никто никогда не видел лицо врага, только его корабль, висящий, как модель в небе, часто на вид вполне спокойный и красивый.
Конечно, это было иллюзией. Боль и смерть были реальностью. Но сражение на дирижабле являлось чем-то отдаленным. Независимым. Беспристрастным. Ты борешься с другим при помощи умения, сердец и разума своей команды, в то время как другой капитан делает то же самое. Ты видел, что враг сделал с твоим кораблем, но лишь изредка ты имеешь четкое, вселяющее ужас представление о том, что ты учинил над противником. Важнее всего, что хороший командир может принимать решения, которые защитят его команду и принесут им победу, корабль повинуется его воле, как единое огромное живое существо.
Рукопашный бой был совсем другим делом.
Кеттл вернулся с большей частью команды в считанные секунды, а мистер Джорнимэн уже готовился раздавать оружие и куртки с шелковой подкладкой. Куртки были старыми, шелк превосходил их по возрасту минимум на одно поколение и мог защитить только от ненаправленного удара слабой мощности, но это было лучшее из того, что Гримм смог найти для своих людей и уж точно лучше, чем полное отсутствие обмундирования.
— Мы готовы, капитан, — сказал Криди. Молодой здоровяк уже надел наручи и держался за меч. — Куда нам идти?
— Туда, где вы нужны, — ответил Гримм. — Разумеется…
Он сделал паузу, когда Кеттл подошел к нему, чтобы надеть на него портупею, к которой крепились ножны. Потребовалась сноровка, чтобы закрепить ремень на груди таким образом, чтобы перевязь не запуталась в нем, а правая здоровая рука могла свободно вытащить оружие из ножен.
— Капитан, — сказал Криди. — Что вы делаете?
— Я не собираюсь отправлять команду туда, куда не могу пойти сам, старпом, — ответил Гримм. — Спасибо, мистер Кеттл.
— Капитан, — сказал Кэттл. — Ваш наруч?
Гримм пошевелил левой рукой на перевязи и вздохнул.
— Едва ли я смогу его надеть.
— Капитан, — сказал Криди. — Вы ранены. Вам нельзя двигаться.
— Глупости, — возразил Гримм.
Криди сжал зубы и перевел взгляд на Кеттла.
— Мистер Кеттл?
— Сэр? — ответил Кеттл.
Гримм уловил нотку скептицизма в этом уважительном обращении.
— Поскольку наш дорогой капитан решил подвергнуть себя неоправданной опасности, я возлагаю на вас лично обязанности по наблюдению за ним. Я хочу, чтобы вы не отходили от него ни на шаг, пока все это не закончится. Ясно?
Лицо Кеттла приобрело расслабленное выражение, и на мгновение на нем даже мелькнула улыбка.
— Предельно, сэр.