– Как это ужасно, Роз! О нет, вовсе не то, что ты приехала... Я просто не могу дождаться встречи с тобой! – Я попыталась оценить меру искренности в ее голосе, но мне помешали муссонные шумы на линии. – Но дело в том, что мы с Проспером уезжаем завтра на его загородную студию на пару дней. – Она была крайне взволнована, почти до лихорадочного состояния. – Может быть, ты смогла бы поехать с нами?
– На завтра у меня назначена встреча с журналисткой Шомой Кумар. Как насчет послезавтра? – Почти все совпадало с моими собственными планами. – Я смогла бы осмотреть буддистские святыни рядом со студией твоего мужа и...
– Это было бы превосходно, – прервала меня Миранда. – Роз, а зачем ты встречаешься с Шомой?
– Я прочла статью про нее. И у меня сложилось впечатление, что она в сексе не менее щедрая филантропка и благотворительница, чем мать Тереза в делах религиозного милосердия. Отнюдь не типичная индийская матрона...
Та-та-та. Моя болтовня походила на сбивчивые объяснения человека, предлагающего свои услуги работодателю после многих лет безработицы. Видишь, какая я умница, Миранда? Видишь, без кого тебе пришлось провести все эти годы? Однако я представляла нашу встречу совсем не так. В ней не должно было присутствовать никакого двусмысленно неприятного подтекста и неуклюжих пауз.
– Но в сообщении говорилось, что ты работаешь над серией программ о муссоне или... – Она замолчала, оставив ощущение очевидного напряжения. – Я надеюсь, это не имеет отношения к моим письмам. Я была тогда несколько... переутомлена. Такое случается иногда с беременными.
Казалось, вибрирующие и дребезжащие согласные последнего слова внушили Миранде некоторую уверенность в себе. И она начала рассказывать мне о том, какую одежду приобрела для будущего малыша, о кроватке, пересказывать советы других уже состоявшихся мамаш. Я слышала, как Миранда из моих воспоминаний постепенно исчезает под маской «Счастливой Индийской Жены и Матери», столь высоко ценимой здесь, но давно утратившей всякий престиж в той культуре, в которой была воспитана я. Чем больше она говорила, тем звонче становился ее голос, а присущая ему музыкальность приобрела какую-то канареечную искусственность.
– О, я кое-что вспомнила, – сказала я, чувствуя, что мне надоели поиски безопасных подступов к рискованной теме. Или у меня просто возникло нестерпимое желание остановить этот неудержимый и неиссякаемый поток эгоцентрических эмоций торжествующего материнства? – Ты помнишь того евнуха, который преследовал тебя? Как его звали, Миранда? Ты знаешь его имя?
Некоторое время из трубки до меня доносились лишь звуки, напоминавшие плеск воды.
– Миранда? Ты меня слышишь?
– Сами. – Она тяжело и хрипло выдохнула это имя в трубку. – А теперь я должна идти. Мы с Проспером будем рады видеть тебя у нас послезавтра. Приходи к обеду.
Дверь спальни захлопнулась.
Вот так на вас надвигается гроза. Сначала от холодного ветра мороз пробегает по коже, затем вы чувствуете первые капельки дождя, и наконец, вслед за сверканием молнии раздаются удары грома.
14
На следующий день я отправилась на такси к отелю «Тадж-Махал», где у нас с Шомой Кумар была назначена встреча в кафе.
– Наши встречи – моя дхарма и ваша карма, мадам, – сказал водитель, и я узнала в нем Томаса. – Эта жизнь есть суд, а жизнь после смерти – приговор.
– Цитата из «Рамаяны», – попыталась я угадать, – верно? Не хотите же вы сказать, что у Шекспира есть индуистские аллюзии?
– Нет, мадам, – Томас широко улыбнулся, – это Луи Маль.
– Шекспир цитировал Луи Маля? Реинкарнация наоборот?
– Вы шутите, мадам. Луи Маль – французский кинорежиссер, представитель «новой волны», прославившийся такими шедеврами, как «Прелестный ребенок», «Атлантик-Сити» и «Зази в метро», в котором снимался Филипп Нуаре и играл актера, исполняющего женские роли и...
– Томас, я прекрасно знаю, кто такой Луи Маль.
Его улыбка сделалась еще шире.
– Между прочим, в 60-е годы, когда мистер Маль снимал свой документальный фильм об Индии, я был его водителем. Он порылся в сумке и извлек оттуда старенькую фотографию с загнутыми краями. На ней совершенно определенно был запечатлен сам Луи Маль и рядом с ним совсем молодой Томас. И какие сомнения могли еще оставаться после того, как я прочла надпись на обороте: «Томасу с наилучшими пожеланиями, за его поэзию, Луи».
Я увидела в зеркале, как заблестели коричневые глаза Томаса.
– Скромной оплаты за постоянное обслуживание будет вполне достаточно. И вы можете звонить мне на мобильный в любое время.