Дверь не захлопнулась. Незапертая – страшнее любой клетки.
Ночью он вернулся. Она спала, свернувшись калачиком, рубашка приподнялась, открывая синяк на бедре, который жёг его совесть – досадный след слабости.
– Ключ… – прошептал он, поправляя прядь на её лбу. – К чему? К моей погибели? Или…
Его пальцы дрогнули. Запах лаванды сбивал дыхание.
– Нет. Просто трофей, – прошипел он, отступая. Но в груди что-то ёкнуло – теплое и назойливое, как укол совести.
Глава 7.
Тишину комнаты разрезал скрип двери. Тэссия вздрогнула, инстинктивно вжимаясь в одеяло, словно эта преграда могла стать щитом от его присутствия. Александр стоял на пороге, темно-синий камзол безупречно облегал мощные плечи, подчеркивая узкую талию. Утренний свет из единственного окна выхватывал золотистые нити в его светлых волосах – холодное сияние, противоречащее угрозе в его позе.
– Доброе утро, пленница, – громко прозвучал его голос, разбивая хрупкую тишину на осколки.
Тэссия приподнялась на локте. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.
– Раз вы пришли, оно не слишком доброе, – слова вырвались прежде, чем успела их обуздать. Острые, дерзкие, они повисли в воздухе, как вызов.
Александр вздернул бровь. Один шаг – и его тень накрыла ее целиком. Холодные, оценивающие глаза скользнули по очертаниям, угадываемым под простыней.
– Одного синяка тебе мало? – спросил он тихо, но в тишине фраза прозвучала как удар хлыста. – Хочется позлить меня сильнее, девочка? Или проверить, где кончается мое терпение?
Гордость кричала внутри Тэссии, но холодный, рациональный страх пригвоздил ее к постели. Молчать. Усмирить язык.
– Молчишь? – Усмешка искривила его губы, не неся и капли тепла. – Хороший выбор. Но молчание – лишь начало. Вставай.
Последнее слово было брошено с ледяной резкостью, пробежавшей по ее коже жутким холодом. Она отбросила одеяло, чувствуя себя беззащитной в тонкой сорочке. Не глядя на него, встала. Босые ступни коснулись холодного камня пола – прикосновение реальности.
На кровать упал сверток ткани. Тэссия развернула его механически. Платье. Не вчерашний позор полупрозрачного шелка, а темно-зеленое, как хвоя в сумерках. Плотная, бархатистая ткань, высокий ворот. Платье, закрывающее ключицы, без декольте, с длинными рукавами. Было… красивым. И безопасным. Облегчение было мимолетным, как вздох.
– Я пойду в купальню переодеться… – начала говорить она, не поднимая глаз.
– Тэссия. – король перебил ее, его голос стал тише, но обрел опасную твердость закаленной стали. – Ты наденешь его здесь. При мне. И запомни первый урок сегодняшнего утра: я не повторяю приказы дважды.
Сердце сжалось в ледяной комок. Усыпить бдительность. Не дерзить. Выжить. Мысленно она прошипела: «Да, Сир Ледышка. Как скажете, ваше отмороженное высочество», но лицо осталось неподвижной маской покорности.
Краснея до корней волос, она отвернулась к стене, сбросила ночную сорочку. Воздух комнаты обжег обнаженную кожу. Дрожащими руками надела платье через голову. Ткань оказалась удивительно мягкой, почти ласкающей, но каждый шов, каждое движение напоминало: его выбор. Его контроль.
Проблема была сзади. Завязки. Темно-золотые шнурки нужно было протянуть через петли и затянуть. Пальцы путались от волнения и спешки, шнурки выскальзывали. Она чувствовала его взгляд на спине, ощущала, как пламя стыда разливается под кожей.
– Помогите, пожалуйста, – вырвалось тихо, почти мольбой, когда очередная попытка провалилась.
Шаги. Медленные. Уверенные. Он подошел вплотную. Тепло от его тела, запах – мужской, с едва уловимой ноткой морозной свежести. Он молчал. Просто стоял, наблюдая за ее беспомощной борьбой с капризным шнурком.
Тэссия не выдержала. Обернулась, готовая к насмешке, к новому унижению. Выбрав самый невинный, почти детский тон, какой только смогла изобразить, сказала:
– Ваше величество, будьте так любезны, помогите вашей глупой пленнице из Вечнолесья. Я просто дикарка, не знаю, как надеть это великолепное платье. Чтоб его лисы съели.
Мгновение тишины. Потом… он засмеялся.
Настоящим, низким, мужским смехом, который, казалось, разорвал ледяной панцирь комнаты. Звук был непривычным, глубоким, пугающе притягательным. Тэссия, пораженная, услышала, как ее собственный смех – легкий, нервный – отозвался ему. Машинально сдула непослушную прядь со лба, обернувшись к нему с невольной, растерянной улыбкой.
Их взгляды встретились. В его серых глазах, вечных льдинах, светилось что-то живое, почти теплое – удивление, мимолетная искренность. Она замерла. Он наклонился. Губы оказались так близко к ее шее, что она почувствовала легкое движение воздуха от его дыхания. Он замер. Не поцеловал. Не укусил. Просто… задержался на грани.