Но утром 22‑го погода резко изменилась к лучшему. После тщательного знакомства с новым прогнозом и фактической погодой всех островных станций и береговой черты решено было стартовать 22 апреля.
После сорокачетырехсекундной пробежки по идеальному аэродрому бухты Роджерса, самолет тяжело оторвался и, медленно набирая высоту, лег на курс по маршруту: остров Врангеля — мыс Гаваи — мыс Литке и далее к 83° северной широты. Перегрузка сверх всяких добавочных норм явно сказывалась на моторах. Выбрасывая черный дым из патрубков, самолет достиг высоты ста пятидесяти метров только после получаса полета. Над океаном высота уже сто семьдесят метров. Раскинув широкие оранжевые крылья, самолет уверенно берет курс на север, к вершине нашего треугольника. Вскоре погода портится, начался снегопад. Чтобы лучше наблюдать за льдом, снижаемся до ста метров. В просвет удается поймать солнце. Мы на широте 80°00′, при долготе 174°00′ западной. Это район предписанной нам посадки. Но под нами большие Пространства открытой воды, и это заставляет нас лететь дальше, чтобы проследить ее северные границы, поскольку открытая вода в этих широтах — полная неожиданность для науки. Кроме того, в заданном районе погода была настолько плохой, что о посадке не могло быть и речи.
Дело в том, что в плохую погоду, когда отсутствует солнце, все неровности льда делаются совершенно незаметными, а следовательно, нельзя выбрать льдину для посадки.
Мы шли на малой высоте. Низкая облачность и снежные заряды прижимали нас совсем к поверхности льда. Иногда мы входили в полосы тумана, и тогда все скрывалось в его молочной белизне. Прошел час. Погода не улучшалась, а наоборот, делалась все хуже и хуже. Началось обледенение. Смываем спиртом лед с винтов машины, изменяем курс, идем западнее, чтобы выскочить из фронта циклона, не обнаруженного синоптиками. Он, этот вторичный фронт, как мы предполагали, двигался на восток. Но погода не улучшилась. Самолет все больше и больше тяжелел от нарастающего льда. Оборвало одну из выпускных антенн. Саша Макаров быстро заменил ее новой. Положение ухудшилось. Уже больше тридцати минут мы шли вслепую на высоте пятидесяти метров, и прямо под нами мелькали в просветах черные разводья воды.
Я вышел к пилотам. Машину по приборам вел Каминский. Черевичный через стекла кабины смотрел вниз и показывал рукой напарнику, ниже или выше держать высоту. Руки Шекурова на секторах газа, готовые в любое мгновение дать полную мощность всем четырем двигателям по сигналу командира. Кругом плотная стена облаков. Глаза летчиков сосредоточенны: полет вслепую на малых высотах категорически запрещен. Вне видимости встреча с препятствием — полная катастрофа. Мы это хорошо знаем и никогда не позволяем себе подобных полетов над материком. Но здесь океан. Никаких препятствий, кроме торосов или айсбергов. Высота их не более двенадцати метров, а потому мы спокойны, имея в запасе тридцать метров. Конечно, такие полеты требуют не только высокого летного мастерства и опыта, но и слетанности экипажа, полного доверия друг к другу. Риск? Безусловно! Может быть, возвратиться? Думали и об этом. Но где гарантия, что завтра и послезавтра и потом мы не встретим такой же погоды? Ведь в океане нет метеорологических станций, и тем более в районе «белого пятна». Прогноз синоптиков? А сколько раз, дорогой читатель, вы прослушивали прогноз погоды, собираясь провести выходной день под Москвой, верили… и, промокшие насквозь, возвращались под нудным моросящим дождем. Как же можно требовать уверенного прогноза погоды в местах, куда Макар телят не гонял!
Смотрю молча на Ивана. Он озорно улыбается и не без лукавства говорит:
— Тебе очень хочется открыть неизвестную землю, твою terra incognita.
— Очень! Но лучше потом! Если мы откроем Землю Гарриса в ближайшие минуты, то некому будет об этом рассказать!
Мы оба смеемся, Либин, не поняв нас, недоуменно пожимает плечами и уходит в штурманскую рубку. Не отрывая глаз от приборов «слепого полета», Каминский спрашивает:
— Сколько будем пытать благосклонность Арктики? Ни дьявола же не видно! Надо уходить от обледенения, пока не поздно!
— Обледенение не катастрофично, — бросает Черевичный. — Будет хуже, уйдем вверх. За шесть часов полета машина съела три тонны горючего и стала легче. Вертикальная маневренность обеспечена.