Мойра же, казалось, была обуреваема двумя крайне противоречивыми чувствами: с одной стороны, она радовалась, что брат нашел-таки себе жену, однако с другой – не испытывала ничего, кроме неприязни, к этой незнакомой женщине, явившейся сюда со своим стадом. Она и не стала ничего скрывать, заявив Скотту, как только тот вернулся, что малышка Кейт была обворожительной, а вот три ее братца – отвратительными. В комнатах, отведенных последним, всегда стоял шум и гам, слышались звуки драки или грохот какой-то невразумительной музыки. Кейт, напротив, производила так мало шума, что ее перемещение по коридорам вообще было незаметным; нередко девочку можно было видеть застывшей в одной позе возле окна, и она казалась целиком погруженной в созерцание парка.
По правде говоря, слово «парк» применительно к окружавшему особняк саду было, пожалуй, слишком напыщенным. Ангус не питал пристрастия к красотам, находившимся рядом, и он не обращал внимания даже на цветы, которые время от времени срывала там Мойра. Его неукоснительным требованием было лишь то, чтобы газоны всегда были аккуратно подстрижены, с чем его двоюродный брат Дэвид худо-бедно справлялся при помощи шумной электрокосилки. Но, поскольку сухие ветки с больших деревьев никогда вовремя не обрезались, при каждом более-менее сильном порыве ветра они рушились вниз со страшным треском, загромождая аллеи. И тем не менее благодаря двум каменным фонтанам и нескольким кованым скамейкам это место таило в себе некое романтическое очарование, неизменно приковывавшее взгляды Кейт. Там она обнаружила немало потаенных местечек, где при желании можно было укрыться от тирании братьев и безразличия матери. Большую часть своего первого лета в Джиллеспи девочка провела именно там, заранее пугаясь начала учебного года, которое вновь должно было бросить ее в неведомое. Втайне она писала письма отцу, хотя и не могла их переслать, поскольку не знала адреса. После развода он не давал о себе знать, а спросить у матери, как он поживает, она не решалась. Разумеется, даже это отсутствие новостей все-таки было лучше тех невообразимых ссор, предшествовавших разводу, но сердечко Кейт каждый раз больно сжималось, когда она думала об отце. Увидится ли она еще с ним? Не забудет ли он своих сыновей и особенно ее, которую часто называл «мое сокровище»? Женился ли он снова, подобно матери? Она ничего не знала и очень страдала, но открыться ей было некому. Сидя в тени деревьев или на бортике одного из фонтанов с открытой книгой на коленях, она продолжала писать бессмысленные горькие послания, в которых хотя бы изливала свое отчаяние.
Но в один из серых и холодных дней, предвещавших приход ранней осени, Скотт застал ее врасплох. На плечи юноши был наброшен свитер, в руках он держал топор, с волос по лбу стекали бисеринки пота.
– Читаешь что-нибудь интересное? – спросил он, возникнув перед ней, как привидение.
Она почувствовала, что у нее внутри все тает от благодарности к мальчику, поскольку он остановился специально ради нее, обратился к ней и улыбнулся.
– «Отверженные», французский роман.
– О! Виктор Гюго. Я вижу, ты любишь серьезные книги.
– Пока я не знаю, что буду проходить в школе по программе, потому и не понимаю, что стоит читать. Но как только начнутся занятия, похоже, мне придется больше уделять внимания английским или… шотландским авторам.
– В любом случае ты со всем отлично справишься.
– Мой отец – англичанин, – напомнила она.
Сказав это, она покраснела. Имела ли она право говорить с ним об отце? Девочка поспешила сменить тему и поинтересовалась, знает ли Скотт, в какую школу она пойдет?
– Нет, это же девичья школа.
– Ах, как хорошо! Мне так будет гораздо спокойнее. Мальчишки иногда бывают до того… невыносимы.
Она снова испугалась, что проявила неучтивость.
– Я имела в виду братьев, – уточнила она, сделав многозначительную гримасу. – Вы наверняка уже это заметили.
Она увидела, как по лицу юноши пробежала тень, но он ответил ей спокойно, размеренным тоном:
– Меня слишком долго не было дома, чтобы я мог составить себе какое-нибудь мнение о них.
– В их возрасте вы были таким же буйным?
– Да, – признался он. – Очень! Но, правда, у меня не было сестры.
– Ну так вот, теперь есть я, – произнесла она, придя в ужас от того, что сказала.