Браун знал, что на самом деле он очень красив.
Когда Браун смотрел в зеркало, он видел очень красивого человека с шоколадного цвета кожей и внимательными карими глазами. Браун нравился самому себе — и весьма. Браун был в ладу с собой. Браун был рад, что он полицейский. Он знал, почему на самом деле белые переходят на другую сторону при встрече с ним: они думают, что все черные — воры или убийцы. Он часто сожалел о том, что стал детективом: он больше не носил голубую полицейскую форму, которая вступала в противоречие с его коричневой кожей. Черные особенно любили забирать представителей собственной расы. Он очень любил, когда какой-нибудь черный пижон говорил: «Эй, браток, отпусти на свободу».
Эдакий пижон был для Брауна таким же братом, как, скажем, гиппопотам. В мире Брауна были плохие парни и хорошие парни, а цвет кожи ничего не менял. Браун был одним из хороших парней. Все, кто нарушал закон, были плохими парнями. Этой ночью кто-то из плохих парней оставил окровавленный труп на полу в гараже под домом на шоссе Сильверман-роуд. Клинг принял донесение, Браун был его партнером, и вот они, двое хороших парней, ехали среди кружащихся хлопьев снега, и с ними была хорошая девушка на заднем сиденье… Он вспомнил, что обещал высадить ее у метро.
— Станция на углу Калвер и Четвертой годится? — спросил он.
— Годится, Арти, — ответила Эйлин.
Клинг съежился в своем пальто и глядел в окно на летящий снег. Автомобильная печка дребезжала: барахлил вентилятор. Это была самая неладная машина в отделе. Браун подумал, что ему всегда не везет. Каждый раз, когда приходила его очередь брать машину, он получал эту. Наверное, самая ужасная машина во всем городе. Тарахтела, как дешевая проститутка: вероятно, прогорел глушитель, и всегда пахло выхлопными газами, отчего пассажиры, наверное, травились по дороге к месту преступления.
— Уиллис говорит, ты задержала того типа, который стягивал с женщин трусы, верно? — сказал Браун.
— Да, — улыбнулась Эйлин.
— Очень правильно, — кивнул Браун. — В такой холод женщинам просто необходимо носить трусы. — Он расхохотался. Эйлин тоже стала смеяться. Клинг молча глядел в окно.
— Не боишься ехать в метро в такое позднее время? — спросил Браун.
— Все будет в порядке, — ответила Эйлин.
Он подкатил машину к бордюру.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Спокойной ночи, Арти, — сказала она и открыла дверь. — Спокойной ночи, Берт:
— Спокойной ночи, — сказал Браун. — Береги себя.
Клинг ничего не сказал. Эйлин пожала плечами и закрыла за собой дверцу. Браун смотрел, как она спускалась по ступенькам в метро. Он отъехал от тротуара, когда ее голова исчезла из поля зрения.
— Какой адрес, напомни, — сказал он Клингу.
— Шоссе Сильверман-роуд, тысяча сто четырнадцать.
— Это поблизости от Овала?
— Западнее на пару кварталов.
У тротуара стояло несколько патрульных машин, когда подъехал Браун. Их проблесковые фонари мигали то красным, то синим светом сквозь падающий снег. Клинг и Браун вышли из машины, коротко переговорили с патрульным, который остался на тротуаре приглядывать за обеими машинами (угоны полицейских машин не считались небывалым явлением в городе), и затем спустились по пандусу в подземный гараж. Гараж был освещен лампами дневного света. Трое патрульных стояли около человека, который лежал на цементном полу в восьми футах от лифта. Дверца лифта была красной. Из раны в голове вытекала кровь в тон дверцы лифта.
— Детектив Браун, — представился Браун. — А это мой напарник — детектив Клинг.
— Хорошо, — сказал один из патрульных и кивнул.
— Какая машина приехала на место преступления первой?
— Мы, — сказал другой патрульный. — Наша машина.