Он положил трубку, вздохнул с облегчением, обернулся к детективам и пояснил без надобности:
— Мать.
— Она еврейка? — спросил Мейер.
— Мать? Нет-нет.
— А говорила, как еврейка, — сказал Мейер и пожал плечами. — Может быть, все матери — еврейки, кто знает?
— Ей одиноко одной, — объяснил Мур. — После того как умер отец…
— Очень сочувствую, — сказал Карелла.
— Ну, уже прошло какое-то время. С июня. Говорят, нужен по меньшей мере год, чтобы оправиться после смерти или развода, и матери по-прежнему очень тяжело. Салли старалась облегчать ее страдания, но теперь… — Он покачал головой. — Просто ей так сильно не хватает его… Он был прекрасным человеком, мой отец. Он был врачом, как вы знаете. Хирургом. Я тоже хочу стать хирургом. Он заботился о нас так, словно мы были королевской семьей. Даже после того, как умер. Создал условия, чтобы мама не голодала до конца жизни. Даже мне оставил достаточно денег, чтобы я мог закончить медицинский факультет и затем открыть свою практику. Прекрасный человек. — Он снова покачал головой. — Простите, что прервал вас. Вы спрашивали…
— Что это вы говорили про прием Геймлиха? — спросил Карелла.
Мур улыбнулся.
— Когда я приезжал домой в августе, произошла такая история. Мы были в ресторане, и я вижу — у одного парнишки лицо стало совершенно красным. Это был кубинец двенадцати лет, празднично одетый для торжественного воскресного семейного обеда. Мать решила, что я спятил, когда я обхватил парнишку сзади на уровне груди и пару раз его сильно тряхнул. Я уверен, вам знаком этот прием.
— Да, — подтвердил Мейер.
— Как бы то ни было, это помогло ему, — скромно сказал Мур. — Его родители были очень благодарны. Можно сказать, что я своими руками освободил Кубу. И, конечно, с тех пор я стал героем для моей матери.
— Сын — врач! — сказал Мейер.
— Да, — улыбнулся Мур.
— Хорошо, — сказал Карелла.
— Итак, о чем мы говорили?
— Про воскресенье и про Салли.
— Угу.
— Вы виделись с ней по воскресеньям?
— Иногда. Обыкновенно она бывала очень занята по воскресеньям. Воскресенье было ее выходным днем. В этот день они не давали вечерних представлений.
— Была занята чем?
— Ну, в основном всякими мелкими делами. Бегала туда-сюда. Случалось, мы виделись. Но очень редко. Тогда мы разглядывали витрины, иногда ходили в зоопарк или в музей, примерно так. По большей части Салли любила оставаться одна в воскресенье. Во всяком случае, в дневное время.
— Мистер Мур, вам случалось отправляться с ней в район окраин? Когда вы встречались с ней в те воскресные дни, вы когда-нибудь отправлялись в сторону окраин?
— Ну конечно. В сторону окраин?
— На окраину, — сказал Карелла. — На угол авеню Калвер и Восемнадцатой.
— Нет, — сказал Мур. — Никогда.
— А вы знаете, где это находится?
— Разумеется.
— Но вы никогда не ходили туда с Салли?
— С какой стати? Это один из самых паршивых районов у нас в городе.
— А Салли ходила туда одна? В воскресенье?
— Могла. Почему вы спрашиваете? Я не понимаю…
— Потому что Лонни Купер сказала нам, что Салли отправлялась туда каждое воскресенье за кокаином для себя и для нескольких человек, занятых в шоу.
— Ну вот, мы снова вернулись к кокаину. Я уже сказал: насколько мне известно, Салли не была связана ни с кокаином, ни с другими наркотиками.
— За исключением марихуаны.
— Которую я не считаю наркотиком, — сказал Мур.
— Но определенно не кокаин. Который, по вашему мнению, не создает привыкания.
— Это не просто мое мнение, мистер Карелла. Это некоторым образом… Почему вы обо всем этом спрашиваете?
— Вы знали, что Салли снабжала кокаином труппу?
— Не знал.
— Она скрывала это от вас, так?
— Я не думал, что между нами могли быть секреты. Но если она занималась противозаконной торговлей или… я не знаю, как правильно назвать…
— Да, вы правильно назвали, — сказал Карелла.
— То она скрывала это от меня. Я не догадывался.