Лэд взялся за нее, как брался за все — с галантной напористостью, под которой скрывался неистощимый запас сил и выносливости. Однажды, к примеру, Волчок с лаем подскочил к полупрозрачному квадратику носового платка, который только что выпал из-за пояса Хозяйки. Прежде чем острые зубки изорвали тонкую ткань в клочки, щенок, к полному своему недоумению, оказался поднятым над землей за шкирку. Так он и висел в воздухе, пока не выпустил платок из зубов.
Затем Лэд мягко опустил Волчка на траву — и щенок тут же снова рванулся к платку, только для того чтобы через секунду опять очутиться в подвешенном состоянии: было не больно, но очень-очень страшно. После того, как это повторилось пять раз, в дурьей башке забрезжил наконец свет разума, и щенок мрачно потрусил прочь, оставив платок нетронутым.
В другой раз, когда Волчок бросился в погоню за добродушным выводком молодых фазанов, у него на пути вдруг выросла преграда — такая же непробиваемая, как каменная стена. Это Лэд метнулся между щенком и фазанчиком, чтобы остановить атаку собственным телом. От столкновения на полной скорости Волчка перевернуло в воздухе, и целую минуту он потом лежал на спине, потому что из него напрочь вышибло дух.
Дольше, но легче давалась Волчку наука о том, на кого можно лаять, а на кого нельзя. Резким рыком или грозным изгибом губ Лэд обрывал громогласное приветствие юнца, если в Усадьбе появлялся гость или работник, как пешком, так и на машине. Если же по дорожке к дому брел какой-нибудь попрошайка или коробейник, тогда Лэд своим собственным оглушительным лаем побуждал Волчка к аналогичному выплеску эмоций.
Полный пересказ того, как шло воспитание Волчка, занял бы многие страницы. Порой Хозяйка и Хозяин, наблюдая со стороны, дивились упорству Лэда и опасались, что успеха он все равно не добьется. Тем не менее мало-помалу — и за поразительно короткий период времени, учитывая необъятность поставленной задачи, — поведение Волчка стало приобретать желаемую форму. Конечно, безудержная щенячья энергия била в нем ключом, из-за чего он иногда нарушал даже те разделы Закона, которые были ему уже совершенно понятны. Но все-таки Волчок был чистопородным колли и сыном умных родителей. Поэтому обучался он в целом с удовлетворительной скоростью — и гораздо быстрее, чем под руководством любого, даже самого опытного человека.
Нельзя сказать, что воспитание Волчка полностью сводилось к нудной долбежке. Лэд вносил разнообразие в учебный процесс, беря щенка на долгие прогулки по декабрьскому лесу или устраивая обстоятельную возню на лужайке.
Волчок со временем полюбил отца так, как никогда не любил Леди. Дисциплина и неизменная ласковая твердость Лэда возымели благотворное действие не только на манеры щенка, но и на его нрав. Они задели в его душе такие струны, которые оставались вне досягаемости матери, чередовавшей любвеобилие со строгостью.
По правде говоря, Волчок, похоже, вовсе позабыл Леди. А Лэд нет. Каждое утро, как только его выпускали из дома, первым делом он бежал к конуре Леди, чтобы проверить — а вдруг она вернулась домой среди ночи? Отчаянная надежда светилась в больших темных глазах, пока он торопился через двор к пустующей будке, а когда возвращался после безуспешных поисков, вся его фигура выражала безысходное уныние.
Серая поздняя осень как-то за одну ночь превратилась в белую раннюю зиму. Всю территорию Усадьбы накрыло снежное одеяло. Озеро, к которому сбегал от дома газон, от берега до берега покрылось коркой льда. Под натиском вьюжного ветра клонились к земле деревья, словно стыдясь своей черной наготы. Казалось, сама природа вслед за птицами улетела на юг, оставив северный мир таким же мертвым, пустым и безрадостным, как брошенное гнездо.
Снег привел щенка в полный восторг. Волчок и катался в нем, и кусал его, ни на секунду не переставая заливисто лаять. Его золотисто-белая шуба стала теперь гуще и длиннее, так что мороз ему был не страшен, а снег и завывающий ветер были для него друзьями по игре.
Но больше всего Волчка заворожило замерзшее озеро. Поначалу, когда Лэд учил его плавать, Волчок боялся заходить в холодную черную воду. Теперь же, к его восхищенному непониманию, он мог бегать по этой воде так же легко, как по земле — правда, лапы почему-то разъезжались. Это было чудом, которое щенок не уставал испытывать снова и снова. Половину дня он теперь проводил на льду, несмотря на приключавшиеся время от времени жесткие падения.