Впервые в жизни, впервые за все годы безупречного поведения Лэд нарушил Закон гостей и зарычал на того, кого Хозяин и Хозяйка принимали в Усадьбе как гостя. Нет, ну не может быть гостем этот толстобрюхий горлопан! Лэд посмотрел на своих богов с просьбой просветить его.
— Лежать, Лэд! — сказал Хозяин очень мягко, срывающимся голосом.
Лэда это озадачило, но он послушно опустился на пол.
— Этот стервец хотел убить моего мальчика! — бушевал Фермер с Уолл-стрит. Он подхватил на руки воющего Морти, чтобы определить тяжесть ранения.
— Он мой гость! Он мой гость! ОН МОЙ ГОСТЬ! — внушал себе Хозяин снова и снова. — Господи, помоги мне не забыть, что он мой ГОСТЬ!
Вперед вышла Хозяйка.
— Лэд скорее погибнет, чем обидит ребенка, — провозгласила она, стараясь не думать о сломанном фамильном стуле. — Он обожает детей. Давайте-ка я сама посмотрю на руку Морти. О, так это же след от когтей! Его поцарапала кошка!
— Та плотивная коска поцалапала меня! — заходился в реве Морти. — Убей ее, папа! Я сам хотел. Я хотел блосить ее в огонь. А гадкая собака не дала мне! Убей ее, папа! Собаку тозе убей!
Хозяин так и разинул рот.
— Почему бы тебе не сходить к загону, дорогой? — поспешила вставить Хозяйка. — Надо проверить, как там овцы. И возьми с собой Лэда.
Лэд, единственный из всех псов Усадьбы, имел право находиться в доме днем и ночью, в том числе в недоступной для других животных столовой. Остаток того дня он не пользовался своей высокой привилегией, а держался подальше от дома — растерянный, несчастный, по-прежнему страдающий от ожогов, несмотря на то что Хозяин обработал их мазью.
Весь вечер Фермер с Уолл-стрит многоречиво описывал несравненные качества своих овец и выражал уверенность в их сокрушительной победе над остальными участниками ярмарки. Когда он наконец согласился отправиться спать, на Усадьбу спустилась тишина.
В черный час перед самым рассветом эта тишина взорвалась сразу в нескольких местах — взорвалась чудовищной какофонией, которая напрочь разогнала всякий сон.
Это была смесь ора, блеяния, лая и топота множества ног. Звук возник разом и на полную громкость, продлился несколько секунд и потом замер.
Но к этому моменту все, кто был в Усадьбе, подскочили с постелей. Набросив кое-какую одежду, обитатели дома спешно спустились на первый этаж. Там уже буянил Фермер с Уолл-стрит — ломал дверной засов, не в силах разгадать его секрет.
— Это же мое стадо! — закричал он при виде хозяев. — Ваш чертов пес добрался-таки до него! Я слышал, как блеяли бедняжки, и слышал, как он рычал на них. Они обошлись мне…
— Если вы говорите о Лэде, — вспылил Хозяин, — то он…
— Вот фонари, — вмешалась Хозяйка. — Давайте-ка я открою дверь. Я справлюсь с этим засовом.
Они вышли в темноту и чуть не столкнулись с Макгилликадди. Шотландец, разбуженный шумом, как и все остальные, уже успел наведался к загону и возвращался с сообщением, что все овцы разбежались.
— Это колли! — брызгал слюной Макгилликадди. — Вот клянусь. Точно знаю — он. Я с самого начала раскусил его, по тому как он пялился на наших овец, днем еще. Он…
— Вот и я так сказал! — ревел Фермер с Уолл-стрит. — Грязный убийца! Сначала он хотел убить Морти. А теперь разделался с моими овцами. Вы…
Хозяин пытался что-то возразить. Но из темноты протянулась узкая белая ладонь и мягко прикрыла ему рот.
— Вы говорили мне, что он всегда спит под пианино в вашей музыкальной комнате! — обвинял гость хозяев, пока все четверо шли к загону, освещая путь электрическими фонариками. — Так я заглянул туда. Под пианино его не было. Он… он…
— Лэд! — позвал Хозяин. И еще раз, во все горло: — Лэд!
Далекий рык, короткий лай, потом невнятная суматоха — и через какое-то время на самом краю пятна света от фонарика показался Лэд.
Только мгновение постоял он там, а потом развернулся и исчез в темноте. А Хозяин не смог позвать его обратно — у него пропал дар речи. Облик большого колли, подсвеченный безжалостным сиянием электричества, погрузил всю группу в потрясенное молчание.
Лэд отчетливо был виден в луче света. Его обычно ухоженная шуба была вся всклокочена. Глаза горели огнем. И — его морда была красной от крови. Все успели увидеть это до того, как колли убежал.
Первым звуком, нарушившим молчание, был стон — это застонал Хозяин от сердечной боли. Собака, которую он любил, оказалась убийцей.
— Это неправда! Неправда! — твердо заявила Хозяйка.
Фермер с Уолл-стрит и Макгилликадди уже припустили бегом. Пастух отыскал на земле следы множества маленьких копыт и пошел по ним. Гость, ругаясь и тяжело дыша, не отставал от него. Хозяйка и Хозяин составляли арьергард.