— Меня не интересует статистика…
— Ну, разумеется. Когда это фанатиков интересовала статистика. В любом случае, я подсчитал это несколько недель назад, когда прочитал одну из тех антисобачьих статей. На всех моих собак у меня уходит меньше одного доллара в неделю. За год едва ли трачу полсотни долларов. Это факт. И…
— И эти пятьдесят долларов, — подхватил Глюр, — оплатили бы солдату…
— Не оплатили бы! — возразил Хозяин, из последних сил удерживаясь в рамках относительной вежливости. — Но могу сказать, на что их действительно придется потратить, если избавиться от собак. Часть этих денег уйдет на страховку от краж, которая сейчас мне не нужна, потому что ни один злоумышленник не рискует залезть в мой дом ночью. Еще мне придется тратить деньги на то, чтобы возместить украденное. Например, в моих конюшнях хранится пять комплектов первоклассной упряжи и две или три запасных автомобильных шины. Если я не очень заблуждаюсь, с большей половиной этих вещей я бы уже распрощался, если бы Лэд не загнал на дерево того человека, который нацеливался на них.
— Пфью, — взорвался презрением Глюр. — Никого мы на дереве не видели. Нет никаких доказательств того, что…
— Для меня там предостаточно доказательств, — продолжал Хозяин. — И если бы Лэд не учуял вора, его заметили бы другие мои собаки. Как я вам уже говорил, мой дом и моя конюшня — единственные на этом берегу озера, которые ни разу не были ограблены. Мой сад и мой огород — единственные, из которых не похищали урожай. И моя усадьба — единственная в округе, где собак круглый год держат не на привязи. Мои взносы за участие собак в выставках Красного Креста более чем оправдали их содержание, и все эти взносы были пущены на благотворительность…
— Но…
— Женщины моей семьи днем и ночью в такой безопасности, как будто их охраняет взвод автоматчиков. Здесь, в глуши Северного Джерси, подобное спокойствие дорогого стоит. Я не учитываю сейчас другие способы, которыми наши псы приносят нам прибыль. Мы даже не будем говорить о тех деньгах, которые Красный Крест получил благодаря Лэду — в тот раз, когда мы отправили на переплавку его награду — Золотую шляпу стоимостью тысяча шестьсот долларов. И также я не говорю о тех отношениях, которые существуют между нами и нашими собаками, и о том, как много они для нас значат. С какой стороны ни посмотри, от этих животных только польза, никакого вреда. И они вовсе не «безбилетники». Каждый год я плачу за них налог. Собаки — преданные, бескорыстные, дружелюбные существа, они не только непревзойденные сторожа Усадьбы, но и ее украшение. И все в обмен на объедки с нашего стола, снятое молоко, да еще покупаем сухого хлеба и мясных обрезков из лавки меньше чем на доллар в неделю. В чем, по-вашему, будет экономия для военных нужд, если я избавлюсь от собак?
— Как я уже сказал, — промолвил Глюр с холодной суровостью, — тут не о чем спорить. Я приехал сюда в надежде…
— Я не подвержен слащавой сентиментальности, — проговорил чуть смущенно Хозяин, — но в тот день, когда будет принят ваш идиотский закон об уничтожении собак, во всем мире раздастся жалобный плач маленьких детей — детей, скорбящих о ласковых защитниках и товарищах по играм, которых они любили всем сердцем. А еще будет миллион мужчин и женщин, чьи жизни разом станут пустыми, одинокими и безрадостными. Разве эта война приносит не достаточно слез и горя, чтобы вы приумножали их, убивая наших собак? И кстати говоря, разве служебные собаки не достаточно подвигов совершили в Европе, чтобы гарантировать справедливое отношение к их собратьям, оставшимся дома?
— Все это нагромождение сентиментальной чепухи, — провозгласил Глюр. — Все до последнего слова.
— Верно, — с готовностью признался Хозяин. — То же самое можно сказать обо всем, что по-настоящему ценно в нашей жизни.
— Помните, какие у меня были отменные собаки, — сказал Глюр, заходя с другой стороны. — Они стоили, в пересчете на штуку, дороже, чем собаки любого питомника в стране. Шикарные собаки у меня были. Вы наверняка помните того красавца мраморного колли и…