— У нас такое не построят, — констатировала дочь.
— Тебе нравится? — с тревогой в голосе спросила Лена.
Уже сейчас, хотя Маше не исполнилось четырнадцати лет, она очень боялась, что дочь когда-нибудь выйдет замуж за иностранца, и они с Вадимом останутся одни. В последние года два-три такие истории происходили среди знакомых сплошь и рядом. И хотя Вадиму и Лене было еще далеко не ясно, как сложится их собственная жизнь, не придется ли «эвакуироваться» из Союза, такая перспектива пугала своей неотвратимостью, очевидностью и, главное, правильностью. Правильностью с точки зрения возможности для Машки жить нормальной жизнью, а не как они сами, — не зная, что их ждет завтра.
— Нет, — Маша отрицательно покачала головой, — это из «Звездных войн». Некрасиво. Слишком урбанистически.
Лена с Вадимом переглянулись. Да, дочь стала взрослой. И манера говорить и самостоятельность мышления… Как это произошло? Когда?
Проехав Филадельфию, остановились перекусить. Лена достала из багажника большой пакет, и семейство двинулось к «Макдоналдсу», зазывно расположившемуся на площадке отдыха в пятидесяти метрах от дороги. В окружении заправки, мойки, маленькой автомастерской и просторной стоянки для машин.
Вадим заметил, что некоторые водители, остановившись у какого-то столбика с ящиком наверху, говорили в ящик какие-то слова, а потом подъезжали к боковому окошку в здании «едаловки». Оттуда им через минуту-две протягивали пакет, они расплачивались и уезжали.
Вадим остановил Лену и Машу, дабы понаблюдать за этим процессом и выяснить, что же там происходит.
— Пап, рассказываю, — Машка была невероятно горда, что может просветить родителей. — Водитель по рации делает заказ. Пока он доезжает до окна выдачи, тут уже собран в пакет.
— Не фига себе! — вырвалось у Лены.
— Ладно, пошли! — Вадиму стало вдруг неприятно, что его дочь, не пробыв в Штатах и месяца, разбиралась в здешней жизни лучше, чем он.
Нашли свободный столик. Лена стала выкладывать припасы, а Вадим пошел за спрайтом. Никто из посетителей даже голову не повернул в сторону путешественников-иностранцев, хотя в Америке вовсе не принято приходить в «пункты общепита» со своей едой. Однако уважение к правам личности проявлялось и здесь. Тебе так надо? Тебе так хочется? В этом нет нарушения закона? Ну и делай, как знаешь! Меня это не касается! Прекрасная философия общества индивидуалистов. По крайней мере, никто никого не напрягает.
Вид, открывшийся на Нью-Йорк с дороги, плавно подкатившей с юга к самому богатому городу мира, финансовой столице цивилизации, — поражал. Сады, домики, придорожные постройки вдруг закончились и впереди появились зубчатые очертания манхэттенских небоскребов. Увы, долго созерцать абсолютно урбанистическую гармонию не пришлось. Свой зев открыл Линкольновский тоннель.
Четыре километра подземного чрева, обшарпанного, задымленного, ревущего двигателями, не просто подавляли, они доводили до полуобморочного состояния. В машине все молчали. Как назло вереница автомобилей двигалась с черепашьей скоростью. Лена почувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика. Она готова была выскочить из машины и бежать, бежать, бежать…
Наконец в конце тоннеля появился просвет. С заднего сиденья раздалось:
— Да, теперь я понимаю, что значит выражение «свет в конце тоннеля», — Машу проняло…
Но легче стало не на много. Тоннель закончился — начался узкий коридор из высоченных зданий. Тонкая полоска света вдалеке наверху хоть и вселяла надежду, что где-то существует стихия природы, но весьма призрачную…
Чтобы добраться до Бронкса, где жили Лера с Володей, пришлось проехать часть Манхэттена. Для Маши это было нечто новое. Можно сказать, сильно новое, поскольку ни Москва, ни Вашингтон в принципе по своей архитектуре не имели с этими «каменными джунглями», как любили писать советские журналисты, ничего общего.
Бронкс же, наоборот, вполне напоминал пригороды Вашингтона. Почти повсюду двух-трехэтажные здания на одну семью. Кое-где попадались кондоминиумы, или «аппартменс», — вполне московские многоэтажки. Стандартная мечта каждого американца — иметь свой дом, реализовывалась по цепочке. Съемная квартира в большом доме в не очень хорошем районе, затем такая же, но уже в хорошем, потом кредит и, наконец, свой дом.
Вадим со знанием дела объяснял Лене и Маше, что почти вся Америка живет за счет «мортгейджа», то есть ипотечного кредита. Рухнет ипотечный рынок — рухнет американская экономика.