И в этот момент он заметил нас. А точнее, меня.
Уставился и очень жадным взглядом осмотрел, словно прицениваясь. Посчитал, что я местная служанка?
Но нет, незнакомец не такой глупый, как бы хотелось.
Он улыбнулся, и, не обращая внимание на моего мужа, стоящего чуть поодаль, подошёл и за подбородок поднял моё лицо, как это делают господа с горничными. И в этот же момент ему в челюсть прилетел кулак.
Кажется, я даже искры заметила!
И что тут началось!
Визг вперемежку с матом, проклятия и прочие гнусности.
Пелагея Карповна неожиданно быстро слетела со ступеней и так огрела тростью по руке лежащего «недокнязя», что тот взвыл с новой силой.
— Это моя жена, графиня, ещё раз протянешь руки к её лицу — вырву не только руки, но и ноги! — Петрович наклонился, и, схватив скулящего «гостя» за шкирку рывком, поднял на ноги! — А теперь проваливай, и не смей возвращаться. Княгине здесь ничего не принадлежит! Это поместье моё. Все документы в порядке, сунешься — пожалеешь.
Княжеский бастард сделал неуверенный шаг, держась за щёку. Кажется, это первый его опыт, получения затрещины или леща. Он даже не знает, как реагировать. Броситься в драку, нереально, белая рубашка моего мужа не скрывает его рельефной мускулатуры, а уж кулак…
— Убирайся, Прошка! Проклятые бастарды, сыны кухарки, ни образования, ни манер, проклинаю тот день, когда поддалась на уговоры вашего отца и позволила записать себя законной матерью. Вы никогда не были моими — вы дети змеи.
Очень неприятно было слышать эти слова, если тётка реально так всегда думала, то и не удивительно, почему Прохор и Аркадий выросли подлецами.
— Я этого так не оставлю!
— Насколько помню закон о бастардах, если княгиня пожелает, то напишет прошение и вас лишат официального статуса, лишат чина и наследия. Похоже, что нам пора начать именно этот процесс, и после развенчания, вы уже не сможете ни в каком суде даже рот открыть. Так что, удар в челюсть — только начало. Зря вы, голубчик, примчались. Зря!
Петрович медленно наступает на Прохора, заставляя того пятиться к карете.
В общем, недокнязь, даже чая не попил и с дороги не умылся. Влез в карету, за ним его лакей и умчались, подняв дорожную пыль.
— Скатертью дорога! — проворчала княгиня и собралась, было уйти.
— А вам не кажется, что у нас назрел очень серьёзный разговор? — начинаю настойчиво и издалека.
— Нет, не кажется. Все вы бастарды одинаковые.
— Ой, нет! Все да не все! Они вам вообще не родные, они дети вашей лютой соперницы, они родились с ненавистью к вам.
Стоило мне выпалить эти непростые слова, как Пелагея замерла, кажется, что у неё нервный тик начался, веко дёргается.
— Много ты понимаешь! — она всё ещё держит оборону, но я уже знаю, куда давить.
— Много! Очень много. И вот что я вам скажу: мы с Мишей, единственные ваши кровные родственники, племянники. Дети вашего пусть двоюродного, но брата. А это много значит. Вам бы подумать, на чьей вы стороне, на нашей или на стороне этих прохиндеев. Они и нам крови попортят и вам жизни не дадут. Надо решиться и закончить дело у Звягина.
— Я и без вас прекрасно справляюсь, вот где у меня эти два прощелыги, скоро им вручат, то самое письмо об отказе в родственных связях.
Пелагея, не стесняясь, очень громко выкрикнула свои угрозы и потрясла кулаком, грозя невидимым врагам, видимо, забыла, что Прошка умчался.
М-да, она оказалась непробиваемой. Вообще, не понимает опасности сложившихся обстоятельств. И пока она не ушла, решаюсь выдать ей последний довод.
— Если вы продолжите упираться, то останетесь в гордом одиночестве, а на старости лет это, я вам скажу, очень тяжко. Без денег, без сил, и без крыши над головой. Потому что эти двое вас растопчут, пусть не сейчас, пока вы ещё можете огрызаться и биться за себя. Но как долго эти сражения будут продолжаться? Насколько вам хватит сил?
Перед домом повисла вязкая тишина. Все наши домашние сейчас собрались, как свидетели и смотрят, открыв рты, на меня и на княгиню.
Шмель пролетел и выдернул нас из оцепенения.
Княгиня поджала губы, а глаза блестят от слёз.
Молчит.
И мы все видим, как ей сейчас невыносимо больно.
Все оскорбления, все подлости, какие она вытерпела от мужа и его второй семьи, — всё это держалось под семью замками.
Держалось, держалось да сорвалось.
Она вдруг взвыла…