Сам же он смотрел только на одного человека, и решимость росла в нём с каждой секундой. Хелена поднималась по холму к тянущейся к замку галерее одна, и всё внутри вопило Эдварду, что он должен к ней подойти. Он даже не знал, что сказал бы. Наверно, тоже какие-то слова соболезнования, ведь это было вежливо и оправдывало его, возможно, неуместные порывы.
— Эд? — нетерпеливо позвал Филипп. Они собирались уезжать.
Эдвард ещё раз кинул взгляд на удаляющийся силуэт и крикнул:
— Пять минут, Фил. Пять минут! — И убежал, не давая брату возразить.
Догнать её было несложно. Хелена понуро шла в полном одиночестве по длинной продуваемой галерее, никуда не спешила и изредка бросала взгляды на мраморный парк через огромные незастеклённые окна-порталы.
Эдварду казалось, что его шаги гремят в зловещей тишине, и она наверняка уже знала о его присутствии, но не оборачивалась. Наверно, стоило её окликнуть, но страх и предвкушение сплелись в огромный болезненный узел, слепили горло, не давали сказать и слова. И Эдвард молчал. Его руки подрагивали, и он даже испугался, когда Хелена вдруг остановилась.
Он замер тоже. Их разделяла пара метров. Сердце колотилось как сумасшедшее, и, наверно, грохотало на весь коридор.
Хелена осторожно обернулась и передёрнула плечами от неожиданности.
— Сэр Керрелл… — произнесла она, и Эдварду почудилось разочарование в её голосе. — Я думала, это… кто-то другой…
Он потупился, а потом поднял голову со смущённой улыбкой.
— А это всего лишь я.
— Я ничего не имела в виду…
— Всё в порядке! — поспешил заверить Эдвард. — Просто там было так много людей. И я не мог подойти и сказать…
Он оборвался на полуслове. Хелена замотала головой.
— О небо! Да не нужны мне ваши сожаления! Как будто они что-то изменят. Я только от этого сбежала! Если вы шли за мной лишь затем, чтобы сказать, как вам жаль, — можете уходить.
— Извините, ваше высочество, — сказал Эдвард, складывая руки за спиной.
— Вы ведь даже не понимаете… А теперь, — она фыркнула, — вы, наверно, ещё и осуждаете меня.
— Я не в праве вас осуждать.
Его взгляд блуждал по плитке под ногами, отмечая все сколы, трещины. Крошечная букашка проползла по стыку и скрылась в щели между полом и стеной.
Хелена прислонилась к стене у окна и отвернулась к мраморному парку. В нём уже было пусто. Остались только застывшие белые силуэты — его вечные обитатели.
— Лучше осуждайте, — устало сказала Хелена, впиваясь ногтями себе в локти. — Им это нравится. Вас посчитают нормальным представителем общества.
Эдвард рассмеялся.
— У меня пока не было с этим проблем! Разве что друг назвал идиотом.
— Друг понимает, о чём я.
Эдвард тоже понимал и не знал, что ответить. И поэтому просто смотрел. Смотрел, как обычно. Молча. С расстояния. Не смея даже просто подойти ближе. Хотя так хотелось присесть рядом, на тонкую каменную оконную перегородку, и поговорить, будто они были друзьями.
Но нет. Не были. И Эдвард молчал.
Хелена на него не смотрела и, верно, забыла, что он здесь. А потом лёгкая улыбка скользнула по её губам.
— Это начинает походить на традицию, — сказала она. — Вы встречаете меня в тёмных коридорах в не лучшие моменты, а потом слушаете то, что не стоит слышать никому.
Поражённый Эдвард рассмеялся. Тихо и неуверенно.
— Это действительно может стать традицией!
— Не стоит. — Хелена посмотрела ему прямо в глаза. — Подобные встречи не оборачиваются ничем хорошим. Говорить людям гадости приятно до определённого момента. Момента, когда эти гадости возвращаются к тебе.
— Всё, что происходило там, там и оставалось…
— Хорошо. Спасибо.
Их взгляды снова встретились, и Эдвард мог поклясться, что видит искреннюю благодарность в глубине её уставших глаз. А потом, не разрывая этой приятной связи, Хелена произнесла:
— Мне жаль, что я тогда сорвалась на вас.
Эдвард хотел ответить, сказать, что всё пустяки, но послышались шаги. Хелена взглянула ему через плечо и напряглась, изменившись в лице. К ним широкими шагами приближался Один.
— Ваше высочество, — сказал он, будто Эдварда не существовало. — Сэр Рейверн попросил вас пройти к нему.
— Сэр Рейверн не может подождать? — спросила она, скрещивая руки на груди.