— Нет. — Хелена схватила его за руку, будто боялась, что он убежит один. — Не сейчас. Мы не можем просто прийти и сказать. Это должно быть красиво, торжественно!
Легкая улыбка предвкушения скользнула по её губам, взгляд заволокло заворожённой дымкой, словно пышная официальная помолвка происходила сейчас перед ней, и Эдвард не стал спорить.
— А когда? — спросил он и прикинул, насколько сложно будет хранить в секрете такую важную новость.
— Завтра. — Она кивнула. — Завтра финальный бал. Можно объявить официально между королевской речью и началом танцев — сэр Рейверн об этом позаботится. Тогда все будут в сборе, все услышат, но начнётся бал, и нам не придётся долго отвечать на поздравления.
Эдвард фыркнул.
— Отлично. А что насчёт сейчас? Просто вернёмся ко всем, будто ничего не произошло?
Звучало странно, но он на самом деле никогда не задумывался, как всё изменится — если изменится — после предложения.
— Мы можем посидеть здесь.
Хелена неуверенно осмотрелась. В зал ей возвращаться не хотелось: она не представляла, как вести себя теперь, когда всё разрешилось и она должна была быть довольна, но на деле чувствовала душащее сожаление. Может, ей стоило позволить себя поцеловать? И не было бы тогда странного неловкого напряжения между ними…
Хелена наконец зашла в беседку, провела по низкой плетёной стенке, стряхивая с неё мелкие листики и пыль. Эдвард следил за ней, привалившись к перекладине у входа, и все сомнения и страхи растворялись, исчезали на глазах, оставляя после себя нежность и светлую, лёгкую радость исполненной мечты. Хелена перехватила его взгляд и вдруг, задорно сверкнув глазами, спросила:
— Мне просто любопытно: что на это сказал его величество?
— Его величество… — Эдвард потупился. — Мы с ним конкретно об этом не говорили, но, уверен, он будет против.
— Ещё бы он был! — Хелена закатила глаза, но напомнила себе: теперь нужно быть осторожнее. Даже если она была уверена, что никто и никогда не сможет вмешаться в её политику, это не значило, что никто не попытается.
— Ладно. — Хелена развернулась и подошла к Эдварду, заглянула ему в лицо. — Я вижу, что тебе холодно. Думаю, мы можем вернуться в зал, и у меня даже не будет причин отказать тебе в танце.
Она страдальчески вздохнула и взяла Эдварда под локоть.
Когда бал кончился, Эдвард готов был увязаться с Хеленой в её покои, чтобы её не отпускать. Но она покачала головой и, оставив на его щеке лёгкий поцелуй, ускользнула в комнату.
Мурлыкая мотив последнего вальса, Хелена прошла к трюмо, расстегнула колье, взглянула в зеркало — и вздрогнула. Бриллианты выскользнули и дробью рассыпались по туалетному столику. У чужого отражения горел глаз. Тень смотрела из угла, и полная раздражения энергия расходилась по комнате, как круги по воде, резонируя от мебели и стен.
Хелена глубоко вдохнула, выдохнула. Отвела взгляд от отражения и убрала колье в шкатулку.
— Тебе стоит перестать приходить ко мне в спальню.
Она сняла и убрала серьги, расщепила заколки, позволяя волосам свободно упасть на плечи, и всё это с лёгкой улыбкой, такой мечтательной и расслабленной.
— Не думаешь, что слишком много времени уделяешь этому мальчишке? — прошипел Один.
Хелена взглянула на него через плечо и завела руки за спину, нащупывая застёжки платья.
— Не думаю. Я провела отличный вечер, Один.
Зеркало задрожало от новой волны злобы. Хелена задержала взгляд на пошедшем волнами отражении, опустила руки и повернулась к Одину.
— Неужели ты так ревнуешь меня?
Она смотрела серьёзно и настороженно, без тени былой улыбки. Тень дрогнула и двинулась к ней, медленно приобретая человеческие черты. Один напоминал себя, только его гнев сотрясал воздух с каждым шагом, с каждым словом. Хелена кожей чувствовала напряжение, угрозу, исходящую от него, и разум бил тревогу, приказывал сейчас же бежать, но её будто пригвоздило к полу, и всё, что она могла — смотреть.
— Ревную? — спросил Один. — С чего бы?
Его рука легла ей на плечо, прошла выше по гладкой холодной коже и зарылась в волосы на затылке. Хелена застыла. Она уже не веселилась, смотрела, не моргая, и дышала через приоткрытые губы, а Один слышал её сердце, быстрое, беспокойное.
— Он сделал мне предложение, — выдохнула она едва слышно. — И я сказала да.
Пальцы на затылке сжались, вырывая жалобный болезненный вскрик, — и тут же отпустили.
Неотрывно смотря на Одина, Хелена попятилась и сразу уткнулась в туалетный столик. Бежать было некуда. За спиной — только зеркало. А Один оказался так близко, полный ярости и потусторонней древней силы. Его больной глаз был открыт, и пустая обожжённая глазница взирала на неё, вызывая ужас и трепет, а в здоровом, подобно раскалённой лаве, плескался гнев.