— Доброго утра, сэр Керрелл, — улыбнулась Хелена.
Она хотела посмотреть, к чему их беседа может привести, а ещё больше — увидеть его лицо вечером, когда он всё поймёт.
Филипп шумно втянул носом воздух, но всё же сказал:
— Доброго, Арт.
— Наслаждаешься природой?
Кокетливо проводя пальцем по перилам, Хелена подошла к нему и, повернувшись спиной к пейзажам, заглянула Филиппу в лицо. Он бросил на неё хмурый взгляд.
— Хотел бы наслаждаться.
— Я тебе мешаю? Здесь много балконов, ты можешь выбрать другой.
— Я уже выбрал этот. — И отвернулся.
А Хелена — совершенно случайно — скользнула взглядом на его руку и беззвучно ахнула. Цветные линии, которые должны были рисовать узоры на его коже, символизировать брак, его единение с женщиной… Этих линий не было.
— Так это правда… — выдохнула Хелена, не в силах отвести взгляд.
Рука Филиппа дёрнулась, но он её не убрал, не повернулся — лишь силнее сдавил камень. Вены у него на ладони вздулись от напряжения.
— Это не твоё дело.
— Нет, серьёзно, мне жаль…
— Мне не нужна твоя жалость, Арт, — выплюнул он, наконец повернувшись. — Пожалей лучше себя.
— А у меня всё прекрасно, Филипп. Но я понимаю: задевать других и жалеть себя всегда намного приятнее, чем получать жалость от других. — Взгляд, сверливший лицо Филиппа, снова опустился на его ладонь. — Но ведь это не удивительно. Тебе стоило найти кого-то себе под стать.
— Ты про себя? — Филипп усмехнулся.
— О нет! Ни в коем случае! — Хелена рассмеялась. — Я ведь сказала «себе под стать», а я бы никогда не опустилась до того, что ты сделал.
— Что я сделал? Попробовал помочь моей стране? Да кретин Кейз справился лучше меня — и без шантажа. Мне даже рассказать было бы некому. — Филипп покачал головой. — Не опустится она… Можем поговорить, до чего ты опускалась.
— Следи за словами. — Хелена сморщила нос. — Дружить мы, конечно, не будем, но тебе точно придётся иметь со мной дело в ближайшее время, поэтому лучше сделать вид, что мы можем общаться хотя бы спокойно. Знаешь, какая жизнь интересная штука. Кто-то теряет, кто-то находит…
Она запрокинула голову, облокотившись на перила балкона, и улыбнулась небу.
— Что за чушь ты несёшь, Арт?
— Чушь? Как знаешь, Филипп. Только я выйду замуж за твоего брата, и посмотрим, как ты заговоришь.
Филипп застыл с широко распахнутыми глазами. Его ноздри раздувались от плохо сдерживаемой ярости, глаза горели, а шея напряглась, как у готового разразиться пламенем дракона.
— Что? — сквозь зубы прошипел он.
— Это должно было быть секретом, — сказала Хелена самым будничным тоном, рассматривая ногти и поворачивая кольца, — но раз уж мы разговорились… — Когда она подняла на него глаза, они пылали торжеством. — Если ты думаешь, что я шучу, то официальная помолвка будет сегодня вечером.
— Если ты собираешься играть с ним, как со всеми теми идиотами вроде Лифа или Кейза…
— Какие игры, Филипп? Игры кончились. Или, по-твоему, ты один можешь хотеть защитить своё королевство? Знаешь, — она скривила губы, прищурилась, — я рада, что Эдвард не такой, как ты или ваш отец. Моё решение ты никак не изменишь. Его, как мне кажется, тоже. Так что смирись.
Они с сверлили друг друга ненавидящими взглядами, а затем Филипп приблизился к ней, процедил:
— Чёрта с два, — и вылетел с балкона.
— Ты знал это?! — вскричал он, врываясь в покои отца. Дверь врезалась в стену, отскочила от неё и с грохотом закрылась.
— Филипп! — возмутилась мадам Керрелл, но тот не мог остановиться.
— Ты знал? ТЫ ему позволил?!
Элиад, застёгивавший воротник, посмотрел на сына через зеркало и обратился к жене:
— Агнесс, пожалуйста, оставь нас. А ты, — он перевёл взгляд обратно на Филиппа, — успокойся и скажи по-человечески, с чего ты решил, что такое поведение в принципе приемлемо?
Филипп сжал кулаки, давя гнев. Мать послушно вышла, напоследок погладив его по плечу.
— ТЫ разрешил Эдварду жениться? — переспросил Филипп, когда дверь снова закрылась, и голос его дрожал, эмоции никак не хотели улечься, рвались наружу, и, если бы он мог, наверняка что-то в спальне уже погибало бы в пламени.
Элиад же был спокоен. Он лишь нахмурился, справился с последней пуговицей и наконец повернулся.
— Жениться, говоришь? — в голосе его не было ни злости, ни удивления.