Хелена резко отвернулась и, впившись ногтями себе в локти, свернула с лестницы в длинную галерею, бросив Эдварду короткое: «Пойдём». Он вздохнул, но пошёл следом, и вскоре то, что он видел вокруг, вытеснило и непонимание, и горькое послевкусие от того, как внезапно испортилось её настроение.
Эдвард оглядывался по сторонам так, словно никогда не видел картин и бюстов. С одной стороны, холлы и коридоры Санаркса подчинялись общей моде: стены двух цветов, ковровые дорожки, обитые подоконники, тонкие окантовки (здесь — часто серебряные или цвета состаренного золота). С другой же, отчего-то всё казалось более элегантным, холодным, но мягким. Кремовые цвета соседствовали с оттенками синего и голубого. Геральдические лилии — с завитками. Те — со строгими линиями. Они искусно переплетались, создавали плавные переходы, но в то же время словно очерчивали границы между частями замка.
В частых нишах прятались цветы, стены занимали портреты людей, в которых Эдвард угадывал бывших правителей Санаркса и других важных исторических личностей. А ещё он тут и там натыкался на медведей. Они были везде! Медведи прятались на картинах. Стояли, одетые в мрамор, по углам и на постаментах. Их можно было заметить в резьбе на картинных рамах, на тиснениях медалей и в узорах гобеленов. Наверно, если сосчитать всех драконов в замке Пироса, их будет в половину меньше. Или Эдвард так к ним привык…
И тут его внимание привлекла стоящая в арке фигура из ярких роз, оплетших маленькую белоснежную колонну. Эдвард остановился.
— Вы точно в них верите, — выдал он, оглядывая неестественно переливающиеся, как разводы на защитных барьерах, цветы.
Так и не поняв на глаз, из чего они сделаны, Эдвард дотронулся до алых лепестков — и бутон разлетелся, оставляя колонну одну. Искры опадали на постамент, а Эдвард стоял с раскрытым ртом, с протянутой рукой и безуспешно соображал, что сделал и как это исправить.
А потом он услышал короткий смешок. Хелену прикрывала рот ладонью, но её глаза смеялись, сколько бы она их не прятала.
— Так и должно быть, — сказала Хелена, пытаясь придать лицу серьёзное выражение. — Она вырастет снова.
— Отлично. — Эдвард засунул руки в карманы. — Но я всё равно лучше не буду ничего трогать.
Он втянул шею в плечи и нахмурился.
— Ты ещё нормально реагируешь. Я устроила отцу истерику, когда в первый раз её сломала.
Хелена улыбнулась: отец тогда успокаивал её, усадив на колени, и по одному велению его руки, роза расцвела снова, обвивая цепким стеблем белую колонну. А Хелена не хотела смотреть, потому что роза уже не та.
— Правда? — удивился Эдвард. Казалось, Хелена пыталась его успокоить.
Она с усмешкой развела руками.
— Какая часть моих слов кажется неубедительной?
— То есть, это местная пугалка?
— Можно и так сказать.
Эдвард оживился, разглядывая колонну со всех сторон, и пытался понять, как она работает.
— И слуги попадались? — спросил он с подозрением.
Хелена кивнула. За десять лет, которые роза жила в замке, из года в год находился кто-то, кто до смерти пугался, когда она рассыпалась. Уборщицы в самом начале не раз убегали от колонны в слезах и жаловались управляющей, что их, наверно, бросят в тюрьму за порчу королевского артефакта.
Эдвард задумчиво потёр подбородок, сделал несколько простых пасов, и из щели на белом мраморе полезли тёмно-зелёные стебли, раскатываясь, как обёрточная бумага, хитро извиваясь, они улеглись на верхушке, и за секунды набухший бутон раскрылся. Но цвести ему было суждено не долго: Эдвард снова ткнул в него пальцем и, глядя на осыпающиеся блёстки, сказал:
— Забавная штука. У нас никогда таких не было. Лет в одиннадцать я пугал служанок сам, выскакивая из-за угла.
— Сейчас ты такого не делаешь? — Хелена изогнула бровь.
— Нет. Сейчас меня проще заметить. Но такая идея мне нравится. Интересно, если я подарю подобное матушке, меня больше никогда не пустят на Пирос или всё-таки поймут?
Эдвард почёсывал затылок, будто интересовался всерьёз, и стрелял глазами на Хелену: ему нравилось видеть её осторожную улыбку. А потом Хелена взглянула Эдварду за плечо и, побледнев, застыла с широко распахнутыми глазами.
Эдвард настороженно обернулся — и почему-то схватился за меч. В начале коридора стоял Один, и вид его — или, скорее, вид Хелены, когда она на него смотрела — настораживал.
Один подошёл ближе, не удостоив Эдварда и взглядом, и обратился к Хелене:
— Уделите мне несколько минут, ваше высочество?
Его голос эхом отразился от стен.
Эдвард сильнее вцепился в рукоять, но ему на плечо легла ладонь.